***

На Рождество Наташа побывала у тётки. Хлебосольная, гостеприимная женщина рада была единственной племяннице. У старшей сестры матери не было детей, и когда-то давно, лет двадцать назад, она сама сказала мужу, чтоб искал другую. Он отнекивался, но как-то в командировке разнежила его женщина, и забыл он о своей Валюше, вернулся – глаза прятал. А через несколько месяцев снова поехал по тому же маршруту: водитель-дальнобойщик – куда пошлют, туда и едет. Видимо, Бог вёл, потому что та одинокая женщина забеременела. Если бы не приехал тогда, так бы и не узнал, что ребёнок у него будет. А Валентине всё как есть рассказал. Она не злилась – только радость за него душу похлеще ссоры выворачивала.

Он казался себе предателем. Уходя, взял только свои вещи, чтобы они глаза ей не мозолили, даже инструменты оставил: может, кто по-соседски гвоздь забьёт или кран починит. Переехал к Веронике. Когда сын подрос, приезжал к Вале с ним. Боялся, что за хвастовство примет, но она в то время с Ирининой дочкой возилась. И ведь сумела его балованного сынишку к себе расположить, да и с девочкой познакомила. Димка потом все уши матери прожужжал, какая тётя Валя хорошая. Вероника ревновала молча, чуя вину свою, женскую, перед ней, а в последние годы и вовсе сроднились, в гости к ней стали всей семьёй наведываться. Димка даже не догадывается, что тётя Валя не родная тётка, а первая жена отца.

Теперь Валя глядела на племяшку и боялась повторения своей судьбы. Не смогла она взять ребёнка из детдома. Сколько раз собиралась, но пугалась: вдруг не сможет справиться, ведь ребёнок не игрушка – назад не вернёшь. А Наташа была одержима этой мыслью, и все разговоры у неё про детей: какие они умные, какие хорошие, да как с ними весело. Валентина помалкивала: сама не взяла – чего же других учить... Только ей помнилось, как сходила с ума от тревоги Ирина: отец в горах был, а у Наташки скарлатина. Хорошо ещё, Валентина рядом была, а то и в аптеку некому сходить. Да и с деньгами раньше было легче. Но Валя на все Наташины задумки только молча головой кивала. Зачем раньше времени трезвонить, что она тоже денежки откладывает, зная, что Наташиных надолго не хватит? Тётке хотелось, чтобы племянница, которую Бог ни красотой, ни умом не обидел, замуж вышла. Не все такие негодяи, как Роберт. И хоть не поминают умерших плохо, винила она Ирину, что не разглядела этого хлыща сразу.

Обо всём переговорили они за день, а в четыре часа Наташа домой заторопилась, побоялась по сумеркам в праздничный день идти: пьяных много.

На тёткиных пирогах и салатах девушка дожила до начала рабочей недели, и опять всё пошло по накатанной колее. Дом, работа, магазин, дом, телевизор или книга. Редкие приезды тёти: зимой она боялась поскользнуться и сломать себе что-нибудь, а она не хотела стать обузой для племянницы. Вон, соседка её больше года лежит, вылечиться не может…

В марте, когда день заметно прибавился, в переполненную группу к Наташе привели нового мальчика. Мужчина показался ей знакомым, она улыбнулась так же, как улыбалась всем родителям: успокаивающе, мол, всё будет в порядке, – но он поглядел как-то подозрительно, затем вышел и вернулся с заведующей, которая прямо при Наташе стала расхваливать её. Но мужчина, не скрывая своего недоверия, ещё еще раз в упор посмотрел на девушку и промолвил:

– Ну-ну…

Ольга Владимировна, проводив родителя, тревожно улыбнётся ей и пояснит:

– Наш новый спонсор!

А Наташа возьмёт за руку рослого для своих лет мальчика, готового вот-вот заплакать, и поведёт в группу.