– Николай Бормотов? – приоткрыв дверку УАЗа, спросил сидевший позади шофера Слава Голубев.

– Да, – ответил мужчина.

– Присоединяйтесь к нашей компании и показывайте, куда путь держать.

– Вот по этому проселку километра полтора лесом надо ехать, – втискиваясь в УАЗ, сказал Бормотов.

– Не засядем среди леса в непролазной грязнухе?

– Нет. Раньше здесь на легковых машинах запросто гоняли.

– Теперь не гоняют?

– Буря недавно повалила поперек дороги здоровенную березу, которую никак не объехать. Кстати, под вывороченным корневищем той березы и лежит Олег Люлькин.

– Уверены, что это именно он?

– Если бы сомневался, не говорил.

Прокурор Бирюков, обернувшись к Бормотову, сказал:

– По-моему, этот проселок ведет к селу Раздольному…

– Туда, почти на Кузбасскую трассу выводит. Здесь всего-то до Раздольного километров пять, не больше. А по пути, недалеко от поваленной березы, находится пасека раздоленского кузнеца Ефима Одинеки.

– Антон Игнатьевич, – обратился к Бирюкову Лимакин. – Надо заехать в Таежный за понятыми.

– Заедем, – ответил Бирюков.

…Согласились без долгих уговоров в понятые два худощавых пенсионера. Один из них – с похожей на большой одуванчик белой головой, едва усевшись в УАЗ, оживленно заговорил с Бормотовым о сенокосе. Другой – с морщинистым лицом – равнодушно уставился в окно, словно ничего на свете его не интересовало.

УАЗ осторожно съехал с асфальтированной дороги на проселок и, расплескивая застоявшуюся в низинках после дождя воду, покатил, как по просеке, между густо разросшихся берез вперемежку с чуть подкрашенными желтизной осинами. Затормозили метрах в пятидесяти от упавшей поперек проселка березы, где в засохшей грязи виднелись глубокие следы буксовавшей легковой машины. Судя по придавленной колесами траве на обочине и раскрошенному на кромке леса трухлявому пню, водитель легковушки пытался объехать перегородившую путь березу, но, не отыскав достаточного просвета между деревьями, с трудом развернулся на узком проселке иуехалназад, к Таежному.

– Вот где дверцу люлькинских «жигулей» подломили, – показывая на пень, сказал Тимохиной Слава Голубев.

– Возьмем пробу и сравним с гнилушками, застрявшими в поврежденной дверке, – ответила эксперт-криминалист.

– А вон там, Лен, – Голубев показал на изъезженную при развороте машины грязь, в которой были видны не только отпечатки ребристого протектора автомобильных покрышек, но и крупные следы, похоже, мужской обуви, – можно сделать отличные гипсовые слепки.

– Слепками займемся позднее, – сказал Бирюков. – Вначале надо осмотреть труп.

Утверждение Николая Бормотова о том, что обнаруженный под корневищем вывороченной березы мертвец – не кто иной, как Олег Люлькин, подтвердили лежавшие в нагрудном кармане форменного пиджака водительские документы и старое удостоверение железнодорожника с пожелтевшей от времени фотокарточкой. Следователь Лимакин, морщась от смердящего запаха, стал осматривать другие карманы потерпевшего. Они оказались совершенно пустыми. При наружном осмотре трупа и одежды никаких признаков насильственной смерти выявить не удалось. Когда следователь начал писать протокол осмотра, а судебно-медицинский эксперт стянул с рук резиновые перчатки, Голубев спросил:

– Что, доктор, и сказать нечего?

– Не напрягай, сыщик, мозги чужими проблемами. У тебя своих по горло, – пробурчал судмедэксперт. – Стоило угонщикам машины зарыть покойника, и ты до выхода на пенсию не нашел бы его. Попробуй ответить на пустяковый вопрос: почему они не сделали этого?

– Потому, что у угонщиков не было лопаты, – быстро сказал Слава.