Я прибавила скорость, хотя что-то мне подсказывало, что я вряд ли догоню пацана. Правда, это вредные мысли, дезориентирующие. Мы ж рождены, чтоб сказку сделать былью…
Парень свернул в арку, я – за ним. Наши шаги гулко отдавались под высоким, исписанным непотребными словами сводом арки. Кроме нас, тут никого не было. Случайно шедшая мимо кошка остановилась на секунду, оценила обстановку и легкой рысцой посеменила в другую сторону. Сосредоточившись, я явственно услышала одышку парня. Он уже начал сдавать. Курить надо меньше.
«Упадешь ты, нет?» – взмолилась я. Бегать по московской жаре не очень-то приятно.
Мои мысли словно трансформировались в реальность, и парень, зацепившись за какую-то коробку, покатился кубарем по земле, остановившись в луже, не просохшей здесь с позавчерашнего дождя.
– Попался, голубчик! – облегченно завопила я, накидываясь на него, как амазонка. Был ли смысл убегать?
– Слушай, не трогай меня, ага? – взмолился парень, стараясь увернуться от моих рук, коими я крепко придавила его к земле. Пришлось пустить в ход колено. – Ты че? Че надо? Я больше не буду, правда! Пока он стенал, я старалась прикинуть, что делать дальше. Прижимать его к асфальту, как сейчас, более не имело смысла. Народ мимо пойдет, что подумает?
Излишнее внимание привлекать не хотелось.
– Ты чего удрал? – спросила я. – Кто тебя освободил? Ты же в наручниках был!
– Никто, никто не освобождал! – залепетал парень. – Я сам. Я ловкий, меня мама научила.
– А тому, что за свои глупости нужно отвечать, тебя мама не научила? – Вопрос был чисто риторический, потому я перешла к сути: – Короче, так! Сейчас ты встаешь. И не вздумай рыпаться, сломаю что-нибудь. Руку там или шею. Но шею – вряд ли, ты нам еще живой нужен. – Парень позеленел, говорила я вполне серьезно. По крайней мере, старалась. – Понял?
– Понял! – смирно кивнул парень, едва не плача.
Конечно, когда я помогала ему подняться, он чуть снова не вырвался – я бы на его месте сделала именно так. Пришлось отвесить неразумному подзатыльник, чтобы понял, кто в доме хозяин. Неожиданно сзади раздался приятный мужской голос, спросивший:
– Помощь нужна?
– Да, пожалуйста, – ответила я, не оборачиваясь. – Подер…
На мою голову обрушился страшный удар, после которого асфальт показался мне не таким уж и твердым. Сквозь искры в глазах и фонтан боли я чувствовала, как из ослабевших рук вырвался парень. Стук убегающих ботинок был последним, что я слышала. Далее была пустота.
– Ой, мама! – Девушка бессильно прислонилась к кирпичной стене, пачкая длинную белую юбку, напоминавшую больничную одежду. В коленях появилась сильная слабость. Желудок, и без того бунтующий, неожиданно скрутило, перед глазами замелькали искры.
– Ой, мамочки! Ой, боже ж мой, помоги!
В вязаном коричнево-зеленом кардигане старушечьего вида, который совершенно не шел к блондинистому облику девушки, со всклокоченными длинными русыми волосами и с безумием в глазах, эту молодую особу легко было принять за пациентку психиатрической больницы, ушедшую в самоволку. И в принципе это было не так уж далеко от истины. Девушка действительно была пациенткой лечебного учреждения. Сбежавшей.
Ноги в шлепанцах отказались ее держать, и девушка безвольно опустилась на асфальт. Обманчивая энергия, согнавшая ее сегодня утром с постели, оказалась лишь иллюзией. Силы таяли, а что делать дальше, девушка не представляла.
«Зато жива! – твердила она сама себе. – Зато никто уже не отравит».
Утешение было слабым – здесь, на задворках какого-то окраинного поселка, где отчего-то нет никого, она, пожалуй, отдаст богу душу еще скорее, чем в больнице. От палящего солнца, от дикой боли в желудке, от распухшего горла, которое, как ей казалось, уже достигло размеров головы, и от прочих неудобств. Может, все-таки стоило остаться в больнице? Тетя бы помогла, выручила, утешила…