Татьяна вздохнула, и её лицо на мгновение омрачилось тенью усталости или, может быть, печали. Прекрасная актриса. Для Шопена она тоже играла свои мерзкие роли.

– Лиза, просто я хочу, чтобы у меня была частичка Виктора, хочу нянчить его сына, хочу любить кого-то, похожего на него. Верь мне, я смогу о нем позаботиться. Сейчас же просто сосредоточься на своем здоровье и благополучии.

Мне было ясно, что это все, что я смогу от неё получить сегодня. Татьяна всегда была мастером контроля над ситуацией, и я поняла, что давить на неё бессмысленно. Но я обязательно найду ответы на свои вопросы, даже если для этого придется обратиться к кому-то другому. Для этого у меня будет несколько месяцев в этом доме.

– Лиза, мы заключим официальное письменное соглашение, – продолжила Татьяна, её голос обрел более деловой тон. – В этом документе ты откажешься от всех прав на ребенка и обязуешься никогда не предъявлять к нему претензии в будущем. Это будет железное условие нашей договоренности.

Я почувствовала, как моё сердце замерло на мгновение. Отказ от ребенка… это звучало так окончательно и бесповоротно.

– И если когда-либо кто-то узнает, что я мать… – начала я, но Татьяна подняла руку, прерывая меня.

– В документе будет написано, что ты анонимный донор. Никто, включая тебя, не сможет раскрыть этот факт. Это будет наша маленькая тайна, – её глаза искали мои, искали признаки согласия или бунта. Сука…она все продумала, все просчитала.

– Ты понимаешь, что это значит? Я повторяю еще раз. Ты никогда не сможешь встретиться с ребенком, не сможешь быть частью его жизни, – она говорила медленно и отчетливо, словно каждое слово было весомым камнем, который бил меня прямо в сердце и оставлял там кровавые вмятины.

Я пыталась скрыть дрожь в голосе, когда ответила:

– Я… понимаю. Если это условие нашего соглашения… то я согласна.

Татьяна кивнула, её лицо оставалось непроницаемым.

– Отлично, – сказала она. – Я устрою все необходимое. Адвокат подготовит бумаги, и мы уладим все формальности.

Я знала, что должна была испытывать облегчение, но вместо этого чувствовала лишь глубокую пустоту. Соглашение, которое мы подписывали, было больше, чем просто юридический документ; это был отказ от части моей души, от будущего, которого у меня никогда не будет.

– Пойду скажу, чтобы тебе приготовили полезный обед. Ты пока посиди, подумай, привыкни к тому, что придется сделать. Начни думать позитивно. Ты сделала правильный выбор. Умная девочка.

Когда Татьяна ушла, я осталась одна со своими мыслями и предательским сердцем, бьющимся в груди, как птица, запертая в клетке. Боль от осознания, что мне придётся расстаться с ребёнком Виктора навсегда, растеклась по моему телу холодным водопадом, от которого заледенели руки и ноги, как будто холод сковал все мое тело. Это было что-то большее, чем просто горе; это была душевная рана, которую ничем не залечить. Я только что согласилась отдать свое сокровище…

Слёзы навернулись сами собой, и я позволила им тихо скатиться по щекам. Как я могла согласиться на это? Как я могла отказаться от своего ребёнка, от маленького чуда, которое мы создали с Виктором? Я представляла его улыбку, его первые шаги, его маленькие руки, и каждое воображаемое касание разрывало меня на части.

Я старалась сдерживаться, не позволять себе всхлипывать вслух, но каждый вздох был полон страдания. В моей голове раздавались слова Татьяны: "письменное соглашение", "никаких прав", "никогда не претендовать". Эти слова были холодными и безжалостными, как зимний ветер, который не оставляет надежды на тепло. Проклятая Телка. Если бы она хотела бы сделать мне больнее, то вряд ли у нее получилось бы. Если это месть, то она изощренная. Один ноль, сука!