За пять лет тут ничего не изменилось. Все те же шесть столов секретариата, и все так же — еще одна дверь уже к ректору. Но к Фениру-старшему мне было не нужно. Я подошла к свободному секретарю, женщине лет тридцати, и представилась.

— Доброго вечера. Меня зовут Элизабет Чарльстон, и меня вызывали.

Стоило это произнести, как пятеро остальных работниц тоже повернулись в мою сторону и с любопытством уставились, прошибая взглядами насквозь.

— Так это вы? — несколько удивленно и разочарованно протянула одна из них и тут же отвернулась, теряя интерес.

Похоже, здесь ждали сногсшибательную красотку, а пришла всего лишь вполне себе милая я.

“Моя” секретарь оказалась более многословна.

— Конечно, вызывали. По правилам академии при найме студентов на работу вы обязаны подписать ряд бумаг, — начала она, доставая из-за стола кипу документов. — А моя задача разъяснить вам, Элизабет, все возможные последствия такой работы.

В следующие полчаса меня грузили юридическими терминами и устрашали всеми возможными и невозможными жутями. Начиная с того, что академия снимает с себя ответственность в случае моей смерти или физических повреждений, полученных от одного из монстров Фенира. Заканчивая тем, что компенсацию мне тоже не выплатят — ибо сама виновата, нашла с кем связываться.

— Но вы не переживайте, — под конец секретарь даже улыбнулась, — это на самом деле лишь формальность. Еще ни один лаборант у профессора Фенира не пострадал.

Я нахмурилась. Если учесть, что преподавал Виктор первый год, тогда пострадать никто попросту не успел. И с высокой долей вероятности это буду именно я — его первая помощница. Появился соблазн отказаться от договора и вообще плюнуть на все с высокой колокольни.

Но стоило только об этом подумать, как зудящее и тревожное чувство интуиции во мне буквально завыло, и я с трудом сдержалась, чтобы не вторить ему вслух. Что-то подсказывало — звук вышел бы душераздирающим.

— Я подпишу, — выдавила тихо, побоявшись, что сейчас, не дай бог, начнется очередное видение. И под прицельным взглядом нескольких женщин оставила свой автограф везде, где они попросили. — А теперь я могу идти?

— Да, конечно, — буркнула секретарь, складывая бумаги в стопочку, на меня ей было уже глубоко плевать. Возможно, она уже заранее меня похоронила.

Если и так — зря, сдаваться и проигрывать было не в моих правилах. Я устремилась к дверям, мечтая только о получасовом отдыхе, когда на самом пороге столкнулась с профессором Вильсон. Как же не вовремя!

Подруга матери поправила седой локон и поплотнее закуталась в вязаную шаль.

— Элизабет, — тепло улыбнулась она. — Девочка моя, не ожидала тебя здесь увидеть. Что-то случилось, какие-то проблемы?

— О нет, что вы, — поспешила уверить ее я. — Просто подписала несколько бумаг. Ничего серьезного.

— Это хорошо, милая. — Вильсон немного с прищуром посмотрела на меня сквозь свое пенсне. — А то я переживаю. Нам так и не удалось поговорить после твоего приезда. Я прямо ощущаю, как твоя мать укоризненно смотрит на меня с небес.

Вид профессора сделался печальным, и я искренне пожалела одинокую женщину, которая слишком близко к сердцу приняла смерть подруги. Пожалуй, не менее близко, чем я. Они были знакомы с самого юношества и поддерживали друг друга в течение всей жизни. Насколько я знала, у Риты кроме моей матери вообще больше не было настоящих друзей.

— У меня все хорошо. Честно, — улыбнулась я госпоже Вильсон. — Отличная комната в общежитии, чудесные соседки… Живем душа в душу.

— Это замечательно. Но давай ты мне завтра все это расскажешь за чашечкой чая? Ты же не против прийти ко мне домой в гости, скажем, на пятой паре? — пригласила профессор.