Пока разговаривали, Зоя вымыла руки, занесла из сеней кастрюльку с супом и поставила разогревать. Достала из залавка, завёрнутую в полотенце буханку хлеба, порезала большими ломтями. Опять выскочила в сени и вернулась с пластом посыпанного крупной солью и пахнувшего чесноком сала. Положила на доску, и настрогав его тонкими ломтиками, переложила на тарелку. Очистила головку репчатого лука, разделила её наполовину. Она только успела собрать на стол, как в дом вошёл Фёдор.

— Привет. Ну что, проводила гостя? — обратился он к Ане.

— Да. Спасибо Федя, — ответила та. Фёдор подошёл к свояченице и поцеловал в нежную щёчку дочку, которую та держала. Девочка загулила и потянулась к отцу.

— Потом, потом, моя хорошая. Зоя наливай, есть хочу.

Умывшись, уселся за стол.

Зоя поставила перед ним тарелку с ароматным борщом. Парень с аппетитом смачно хрустел луком, заедая его бутербродом чёрного хлеба с салом и борщом. Зоя пристроилась, напротив, торопливо доедая свою порцию. Время дорого, не успеешь оглянуться, как снова на работу бежать. А ещё столько надо сделать. Хорошо, хоть сестрёнка приехала, поможет немного.

— Мам, я гулять, — крикнул из сеней Егорка.

— На реку не ходи, — отозвалась Зоя.

— Хорошо, — раздалось с улицы.

Пообедав, Фёдор взял на руки дочку и вышел с ней во двор. Аня принялась мыть посуду в тазике. А Зоя воткнула в розетку кипятильник, чтобы нагреть в ведре воду для стирки детского белья. Потом залезла в подпол, достала из ледника присыпанный солью кусок мяса, сполоснула его и поставила варить. Промыла, замоченный накануне горох и тоже закинула его в кастрюлю.

Наигравшись с дочерью, Фёдор вошёл в дом, усадил Таиску в подушки, сунул ей погремушку. Зайдя на кухню, налил себе в кружку молока и выпил его с ломтем хлеба.

— Ну, всё. Я пошёл. Вечером буду поздно, — поцеловал жену в щёку и вышел из дому.

Зоя устало опустилась на табурет, взгляд измученный, грустный, во всей фигуре, какая-то обречённость.

— Ты, что, Зой? Что случилось? — всполошилась Аня.

— Опять по бабам пойдёт. Господи, за что мне это? — горько вздохнула. — Эх, мама, мама, не дала ты своей дочери счастливой быть. Ань, что там про Виктора слышно? Как он живёт?

— Да, что ему сделается. Живёт. Двое у него, как и у тебя. Жена вроде третьего ждёт. Забудь уже его. А Фёдор, что правда гуляет?

— Гуляет. Бывает дня три, домой не является. Нюрка сказывала, с Москового она. Узнаю, кто точно, все косы повыдергаю.
— Вот ведь паразит, — ахнула Анна.
— Да ну его! А ты-то где такого гарного хлопца подцепила? — Зоя с интересом посмотрела на сестрёнку и позвала.

— Пошли-ка на улицу. Я там постираю, а ты расскажешь.

Сёстры вышли во двор, расстелили под яблоней одеялко, усадили на него Таиску. Поставили на табуреты два таза с водой и принялись за дело. Одна стирает, другая полощет да развешивает.

— Ну так что, расскажешь или как?

— А что сказывать-то? Тут и говорить-то особо и нечего. Познакомились вчера на вокзале, потом вместе в автобусе ехали. Он к сестре на свадьбу ездил. Теперь вернулся. Фёдор после училища в Шеметово механиком работает на МТМ. Пошёл меня проводить до деревни. Зой, мне с ним так легко было разговаривать, будто я его всю жизнь знала.

— Ну и что дальше? Адрес-то взял?

— Да . Спросил, можно, ли ему сюда приехать, я согласилась. Зойка, он меня поцеловал. — Аня от смущения раскраснелась.

Зоя тихо засмеялась, вытирая о фартук руки, подошла к сестре, прижала её к себе.

— Вот и выросла моя малышка. Целуется уже.

— Зой я, кажется, влюбилась — жалобно проговорила Аня. — Но мне же нельзя замуж. Как же быть-то?