— Ему по работе должны оформить.

— За неё требовалось отчислять часть зарплаты, и Георг отказался...

Постепенно до Лина дошло, что лечение мертвецу ни к чему. Значит, Георг выжил. Наверняка нуждается в лечении, может быть, в операции, но рано или поздно встанет на ноги. А значит, вернётся домой и всё повторится.

— Не нужно платить, — холодно произнёс Лин, — пусть сам выкручивается!

— Но... Линни, — мама всхлипнула, — как мы без него... как...

— Прекрасно! — Лин воскликнул это слишком зло и встряхнул мать за плечо. — Очнись, посмотри что происходит! Георг отбирал все наши деньги и спускал на себя. Как мы живём? В чём ходят твои дети? Ты хоть иногда обращаешь на это внимание?

— Я... — мама снова заплакала, и Лину стало стыдно за свои слова, он обнял её, слушая бессмысленные оправдания, — прости, прости, я стараюсь, очень стараюсь. Найду работу получше, договорюсь о новом жилье.

— Без Георга всё будет проще. Подавай на развод, и пусть он сам выкарабкивается.

— Линус, — мама редко звала его полным именем, — ты не понимаешь. Я взяла кредит, очень большую сумму, не смогла вернуть и снова взяла, там почти сто тысяч. Георг помогал выплачивать, отдавал часть зарплаты. Да, вёл себя не лучшим образом, временами прикладывался к бутылке, но он не плохой...

— Зачем тебе потребовалась такая сумма? — Шокированный Лин отпихнул её от себя, чтобы видеть лицо.

— Я... ты уже взрослый, должен понимать, — мама сложила ладони у груди в просящем жесте. — Помнишь, пару лет назад я себя не очень хорошо чувствовала? — она помедлила и проговорила жалобной скороговоркой, словно пыталась побыстрее избавиться от ноши тяжёлых слов: — У меня нашли рак, мне предложили дорогостоящее лечение и я согласилась. Я просто не хотела оставлять вас одних...

Перед глазами Лина замелькали картинки прошлого как испорченное кино: отец бросил их, ушёл, а мама посерела, высохла. Часто лежала и много спала. Оправдывалась стрессом от предательства отца, а сама увядала на глазах. Лин тогда не особо к ней присматривался: взвалил заботу о младших братьях на свои плечи и считал себя героем. Частенько грубил маме, упрекал её в лени, требовал убирать и готовить. Теперь всё выглядело иначе.

Лин тяжело сглотнул, чувствуя вину. Как можно было пропустить болезнь матери? Совсем не заметить? И Георг... как бы он его ни ненавидел, оказался не таким отвратительным.

— Я тоже работаю, ма, — произнёс он тихо, не зная, как извиниться, — буду помогать тебе. И Пирс. Он уже взрослый.

— Но Георг...

— Не надо, ма, мы сами о тебе позаботимся. Если он и делал что-то хорошее, то недостаточно, чтобы тебе из-за него разрываться.

Прижав маму к себе, Лин говорил что-то, гладил по волосам, пытаясь успокоить очередной поток слёз. К ним подошли полицейские и коротко расспросили о случившемся. Лин соврал, что спрятался в спальне и слушал громко музыку. Ничего не заметил и не знал. Мама его алиби подтвердила, хотя толком ничего не говорила, только кивала и всхлипывала. Про нападение зверя объяснила смазано, очень поверхностно — видела большую тёмную тень. Всё. Но полиции этого было достаточно — на теле имелись очевидные следы когтей: если в прошлый раз Георгу не поверили, то теперь подняли на уши все службы и по лесу уже рыскали ловчие.

Пирса тоже дома не оказалось и на звонки он не отвечал. Хоть бы глупостей не наделал. И так в последнее время ходил сам не свой, а это безумное превращение прямо у всех на глазах могло стать серьёзным ударом, прорвавшим плотину в мозгу. Во всём виноваты эти долбанные экспериментальные лекарства! На Пирса они, похоже, подействовали как-то иначе: он не стал зверем, но легко может стать монстром.