Борец не ждёт, летит ко мне. Пистолет не достал – не успел. Решил по-старому, по-спортивному. Проход в ноги, короткая возня – и дело с концом, ведь за моей спиной его сообщник – пропасть. Ошибся.

Я пропускаю его рывок намеренно. Позволяю сократить дистанцию. В тот же миг срываю с пояса свой фонарик.

Кр-х-х!

Фонарь трещит как тысяча молний – скрытый электрошокер включён на полную.

Контакты впечатываются в шею. Борец дёргается, и раз – он уже обмяк. В глазах – пустота. Прием он провести не успел. Я отбиваю его коленом от себя, пинаю вдогонку. Он падает. Не шевелится.

Ибрагим, ослеплённый и ревущий, как дикий зверь, пытается вытащить пистолет на поясе. Слепо, судорожно.

Не успевает.

Кр-х-х!

Разряд – прямо в грудь. Он выгибается дугой и валится на спину, тяжело дыша, подергивая пальцами.

Крепкий, сука.

Кр-х-х! – разряд в висок. Застыл.

На миг устанавливается тишина. Только где-то далеко всё ухает филин. Будто прощается с кем-то.

Передышка. Секундная. Хватаю тушу лысого – и волоку к краю. Тугие берцы шуршат по породе.

– До свидания, наш ласковый Мишка… – тихо шепчу я и сталкиваю его вниз.

Потом Ибрагим. Этот гад оказался тяжелее. Но адреналин дал мне сил, или, может, не адреналин вовсе… что-то другое, тёмное, горячее, стержень Лютого.

– Привет ИГИЛу, – прошипел я, и вторая туша полетела в пропасть.

То, что они готовили мне – получили сами. Шли, оступились, упали. Всё как в статейке прессы о несчастном случае.

Я посветил вниз. Фонарик выхватил из темноты бурлящую реку, что хищно слизнула распластавшиеся тела с камней и унесла прочь, вниз по течению. Без следа.

И без вариантов. Мне некуда было отступать – а значит, они не могли продолжать жить.

Ну вот и всё…

Обшаривать карманы головорезов не стал, ничего нельзя у них забирать, пусть все выглядит, как несчастный случай для непосвященных.

В горле пересохло, а в голове уже лихорадочно крутился план. Нет, не план. Предчувствие. Четкое, холодное: это не схватка, это война. Без права на ошибку.

Теперь на меня пойдут по-настоящему. Удариться в бега? Спрятаться? Нет. Он гнида упорная – зацепит тех, кто рядом. Машка. Родители. Кобра. Все они теперь под прицелом. Он через них будет бить.

А значит, бега – не вариант. Мы принимаем бой.

Только будем менять тактику. Теперь я не жертва. Теперь я сам – западня, ловушка.

Я вернулся на усадьбу. Обратил внимание сразу: камеры на столбах не моргают, индикаторы мёртвые. Выключены. Вырублены. Степаныч тут тоже не просто так наблюдал, постарался, сучара. Чтобы всё прошло без записей. Чтобы убийство списали на «несчастный случай» без лишних видео.

Ну и ладно. Мне даже на руку, что здесь теперь слепая зона. По периметру темнота – фонари тоже не горят. Я крался к домику охраны, как тень. У двери не стал церемониться – шарахнул носком берца. Она распахнулась с грохотом.

– Здравствуйте, я ваша тётя! – прошипел я.

Степаныч вскочил, глаза навыкате. Понял все сразу. Но не растерялся. Рука отработанным движением скользнула к кобуре. Но старый вояка не успел. Только хлястик расстегнул.

Я уже был рядом. Вмазал с наскоку – правой, левой.

Н-на!!!

Первая – в нос. Вложился по полной. Вторая – под челюсть. Двоечка, как в лучшие годы. Плотно, хлестко. Даже молодые казанки чуть не свернул себе с непривычки.

Хрясь!

Хруст мерзкий. Такой, что аж у самого в зубах отдало. То ли челюсть, то ли нос трещал.

Степаныч рухнул, завалился на спину безвольным кулем. Без звука и дерганий. Мгновенно ушел в нирвану.

Я тяжело выдохнул. Не от усталости – от ярости внутри.

Теперь – следующий ход.