– Проходи! Чего встала, как овца? – хихикнула Машка.

– Ой, Ситникова, сама ты овца, – отозвался красивый низкий грудной голос второй девушки. Как у дикторши… – Ха-ха… у тебя пол шатается.

– Сама ты шатаешься!

– И-ик! Да с чего? Мы выпили-то чуть-чуть. Доставай бокалы.

– Бли-ин! – испуганно протянула Машка. – А мы чо? Винчик в магазе оставили?

– Гонишь, что ли, у меня в сумке же…

– Фух… напугала! – отозвалась Машка чуть заплетающимся языком. – Макс! А Макс! Ты дома? Смотри, кто к нам пришел!..

Я вышел в коридор, смотрю – картина маслом: худенькая Машка в джинсах и топике, как подросток, но с чуть кривой от вина улыбкой, а рядом с ней – женщина, от которой несло либо бедой, либо волшебством. А может, и тем, и другим сразу. Высокая, гибкая, с осанкой кошки. Рыжие, чуть вьющиеся волосы спадали на плечи, будто пламя, пойманное в движении. Кожа смуглая, почти оливковая, как у южанки, а глаза… глаза зелёные, глубокие, чуть озорные, пьяные. В них было одновременно и веселье, и опыт, и какая-то женская проницательность. На ней черное облегающее платье.

– Макс! – Машка хлопнула в ладоши. – Знакомься! Это моя подруга – Аля. Алла Павловна, если быть точной!

– Очень приятно, – сказала рыжая и картинно протянула руку, видимо, для поцелуя, потому что держала выше, чем для рукопожатия.

– Макс, – ответил я, но целовать не стал, легонько пожал пальчики. Холодные, но приятные на ощупь.

– Фух! – Машка с облегчением скинула кроссовки. – Мы дома!

– Вы где так нализались, молодая гвардия? – окинул я их взглядом: Машка немного растрёпана, глаза блестят, у рыжей щеки алые, как молодые яблочки.

– О-о, – театрально вздохнула Аля. – А он у тебя строгий… Прямо начальник женского лагеря.

– Он не у меня, – хихикнула Машка, держась за стену. – Мы просто живём вместе. Я ж тебе рассказывала.

– Хорошенький, – протянула Аля, как будто меня тут и не было.

– Ничего он не хорошенький! – возмутилась Машка, будто защищая собственность от ценителей. – Нормальный он! Ты просто когда пьяная, Бобр, тебе все хорошенькие.

– Ты зачем подругу обзываешь? – прищурился я, сдерживая ухмылку.

– В смысли-и обзываю? И-ик! – Машка моргнула, не сразу сообразив.

– Ну… Грызуном.

– А-а! – фыркнула она и легонько хлопнула себя по лбу. – Так это у неё фамилия такая – Бобр! Алла Павловна Бобр. Не ржать! Это рили по паспорту!

И сама прыснула от смеха, зажимая рот ладошкой.

– Ситникова! Кто тебя за язык тянул? – зыркнула Аля на Машку, прищурившись, как будто собиралась укусить.

– А чё такого? Ты же Бобр! – развела руками Машка, борясь со смехом.

– Фу-у… Не люблю свою фамилию! – скривилась Аля, глядя куда-то в сторону.

– Мы не бобры, бобры не мы! – продекламировала Машка и, подняв бутылку с вином, взмахнула ею, как боевым знаменем, но тут же покачнулась, нога поехала, и вино едва не приземлилось на пол. Вместе с Машей.

Я перехватил соседку за локоть, другой рукой подхватил бутылку.

– Так! Девочки с милыми личиками, – голос у меня был как у уставшего комвзвода. – Марш на кухню, прижмите попы. Сегодня ногам вы не хозяйки.

– Макс! – Машка уперла руки в бока. – Ты чего бухтишь? У нас праздник! У Альки, между прочим, сто Ка подписоты накапало! Представляешь? Сто Ка! Пипец, везуха!

– Брысь на кухню, – скомандовал я.

Машка шмыгнула вглубь квартиры. Следом, виляя крутыми бёдрами, грациозно поплыла Аля – но зацепилась за Машкины кроссовки и пошатнулась. Я подхватил её под локоть, удержал.

– Мерси, – выдохнула она. Пахло дорогой помадой, мартини и терпкими духами с горчинкой.

– Бобр! Ну ты где там?! – крикнула с кухни Машка. – Ма-акс! Посиди с нами, а?