Кобра. Точно. Вспомнил.

– Я не виноват, что у вас… у нас в отделе техника бракованная, – сказал я, глядя на подполковника.

Ничем ведь не примечателен, кроме погон. Заглядывает начальству в рот, кивает – типичный кадровик. Ну да точно, начальник кадров – снова что хотела, то и подсказала память.

– Ты вот что, Яровой… – снова начал лысый, прокашлявшись в кулак.

И тут же в голове всплыло: «Морда». Так его звали в отделе. Прозвище, а вот имя с фамилией не вспоминались. Не заслужил, видимо.

– Подпиши объяснение по факту несчастного случая, – сказал он, расстёгивая портфель и доставая лист бумаги. Белый.

Протянул мне его, а документ-то отпечатан на принтере. Не матричном – на модном, лазерном. Такого у нас в РОВД отродясь не было.

Живут, гады. А я до последнего дня на «Ятрани» хреначил. Добрая была машинка, только каретка заедала.

– Это что? – взял я лист в руки.

– Яровой! Ты как с начальником разговариваешь?! – вскипел кадровик. – Бери и подписывай!

– Владимир Степанович, погоди, – осадил его Морда. – Он пока, видимо, не в себе…

– Есть такое, – хмыкнул я. – Даже вас плохо помню.

– А я тебе напомню, – не унимался кадровый фанат дисциплины. – Как выйдешь с больничного – принесёшь мне тетради по служебной и морально-психологической подготовке. На проверку.

Спорить я пока не стал. Рано. Ещё просекут, что я не тот, за кого себя выдаю – и всё, дурка обеспечена.

Пока – играем в Максимушку. Не себя. А того. Молодого. А значит, вид надо делать – пытливый, но чуть с придурью. Такой, типа, как у Лёни Голубкова: «Я не халявщик, я партнёр».

И я пробежал глазами объяснение, отпечатанное якобы от моего имени. Читаю – и глаза на лоб лезут. Оказывается, я, значит, рухнул не в кабинете, а в толчке. Поскользнулся, мол, на брызгах или прочем «культурном наследии». До меня туда, якобы, бомжей водили грабли мыть, чтоб пальцы откатать, а они – извините – напрудили.

Это что получается? Лейтенант в сортире в мочу нырнул?

Нет, братцы. Так не пойдёт. Он теперь – это я. А значит, и вся его «репутация», которая и так явно на соплях держится, – теперь на моих плечах. Мне теперь за него всё и разгребать.

Нет, я не горел желанием служить в этой вашей… полиции. Само слово режет слух. Как выберусь – уволюсь к чёртовой матери. Пойду в охрану, вышибалой где-нибудь. Хотя такого дрыща, конечно, вряд ли кто возьмёт. С другой стороны…

Да, это важно, ради этого можно и потерпеть. Валета мне проще достать, если останусь внутри, в системе. Да и в УГРО можно попробовать перевестись.

Кобра… В голове всплыло её лицо. Начальница уголовного розыска. Именно она моего предшественника и отшила – не взяла к себе. Типа, стержня нет. Ха.

Ржавые наручники!.. Баба – начальник УГРО? Милиция теперь зовется «полиция»! Куда вы, ребятушки, страну привели? Ельцин-то куда смотрит?

– Я такую лажу… то есть объяснительную – подписывать не буду, – наконец, сказал я.

– Послушай, ты… – лысый перестал косить под доброго копа. – Ставь подпись. Или хочешь взыскание схлопотать?

– Выговор – не триппер, – невозмутимо пожал я плечами. – Носить можно.

Полкан понял, что нахрапом меня не прошибёшь. Пока я на больничном – руки у него коротки. И довольно быстро сменил пластинку. Смягчил голос, пошёл в обход:

– Тут такое дело… Если в служебке всплывёт этот аппарат, с области к нам проверка нагрянет. По линии пожарной безопасности. Шерстить будут, копать. Оно тебе надо? Родное подразделение подставлять?

– Акт составим, что аппарат бракованный, – хмыкнул я. – Если надо – гражданских технарей подключим. Как два пальца об асфальт.