Святой Гавриил (Ургебадзе) говорил, что современные ему грузины ругают Церковь и предъявляют ей такие завышенные требования, что они бы были рады, наверное, чтобы президентом республики была царица Тамара, а на каждом приходе служил бы чудотворец Николай. И преподобный спрашивал: а вы-то сами смогли бы жить так, как требовали бы святая Тамара и святой Николай?

На глубине люди бунтуют с Церковью именно так, как у Достоевского написано: «дьявол с Богом борется». Они не хотят признавать этого и бунтуют не против конкретного священника, ведь даже если был бы прекрасный священник на его месте, они все равно бунтовали бы, потому что бунт основывается не на фактических огрехах кого-то, а на неприятии Церкви.

Грехи клира уже потом берутся как пища для укрепления своей позиции, как материал строительный для укрепления своей критики. Как говорится, не давайте повода ищущим повода. «А вот у вас тот-то так согрешил, а этот так…» Но это не аргумент, это не мотив, это строительный материал для апологии. Глубинно человек с Церковью может бунтовать и тогда, когда она хороша.

Во времена исповедничества, при советских гонениях на Церковь, Солженицын написал открытое письмо Патриарху Пимену, например, где упрекает Церковь во многих грехах. Такой, кстати, сложный исторический зигзаг, там непонятно, на чьей стороне быть. Скорее всего, правы оба. И неправы оба. Одновременно. Но все это показывает, что люди бунтуют против Церкви не потому только, что Церковь где-то оказывается плоха. Если бы она всегда была только хороша, они бы еще сильнее против нее бунтовали. Потому что какая-то внутри нас зараза есть, какой-то чертик из табакерки всегда выскакивает. «Я не хочу, чтобы на слезинке маленького ребенка счастье построили… а как же те, которых замучили раньше?.. а как же мы с жертвами ГУЛАГов поступим? и что вообще делать с крепостным правом, можем ли мы себя простить?» – и так далее.

У Мережковского есть стихотворение «„Христос воскрес”, – поют во храме». Пасха, Христос воскрес, а Мережковскому грустно, потому что в мире все плохо.

В этом стишке автор выразил свою бесовскую интуицию. Это стихотворение написано бесом, в духовном смысле, который ходит вокруг храма, не заходит внутрь, а в храме поют «Христос воскресе из мертвых», все горит огнями, люди радуются, ликуют. А он говорит: «А что, прекратились войны разве? А что, разве брат полюбил брата? Не хочу таких песнопений, это лицемерные песнопения, я не буду слушать, фу, как некрасиво поете, а толку-то чего, что вы поете?» Мережковский просто дал свой язык, свою пишущую руку бесу в аренду, и он выразил такое бесноватое мировоззрение безбожной так называемой интеллигенции, что уже звучит как оскорбление.

Поэтому вопрос, конечно, глубокий, и для привлечения простых людей, если простые люди еще остались, нужно, чтобы духовенство было простым и открытым, мудрым и понятным народу в хорошем смысле слова. Но это не решит всех проблем, потому что глубинная борьба против Церкви – это борьба Мефистофеля. Это борьба сатаны, которому вообще не нравится все в Церкви. И священник в принципе не нравится. Борода твоя не нравится. Бороду сбреешь, все равно не будешь нравиться. Когда свечки одни горят, не нравится. Надо электричество провести. Электричество проведешь, все равно не нравится. Что еще надо? Значит, надо, чтобы было больше света, чтобы было больше воздуха, надо, чтобы дети не плакали, надо, чтобы людей было поменьше, чтобы служили пореже, вообще чтобы не проповедовали. Вообще, закройте церковь, пусть здесь будет органный зал.