…Я встречался с ней параллельно со своим основным увлечением, но она, конечно, об этом не знала.

Все беспокоилась, верещала что-то, то шарфик подарит, то свитерок. Когда я болел, она убедительно врала на работе и ехала ко мне через весь город на метро. Я настаивал: не надо, я давно живу один и даже лекарства, если без них – никак, покупаю через две улицы от моего дома в аптеке для пенсионеров. А она, ничего не слушая, все обволакивала меня своей заботой и непоколебимой верой в то, что я самый хороший на свете.

Я сам не понял как – но мы допрыгались: через несколько месяцев наших почти безэмоциональных и нерегулярных встреч она забеременела.

Это известие я воспринял примерно так же, как если бы мне вдруг сказали, что я – единственный существующий в мире потомок расстрелянной семьи Романовых.

Подслащенный тщеславием ужас…

И деть-то ее было совсем некуда, эту внезапную ответственность уже за двоих!

Маша стала мне почти идеальной женой, вот только я не просил вообще никакую.

Мы по-тихому расписались. Наши мать с отцом и с моей, и с ее стороны были вроде бы рады.

Но между собой они так до сих пор и не подружились и почти не общались. И даже маленький комочек в цветастом одеялке так и не смог их ни на сантиметр приблизить друг к другу.

Они и навещали нас только по четко выстроенному заранее графику посещений.

Если честно, мне было по фигу, но жена серьезно переживала.

Я пытался пару раз переговорить с матерью, но толку от этого не было, да и вообще… Моя мама, пусть сейчас уже и на пенсии, всю жизнь была доктором, кандидатом медицинских наук в знаменитом московском институте, а мама Маши всю жизнь проработала бухгалтером в подмосковном гастрономе.

Вот и вся суть конфликта.

Иногда мне мать ехидно намекала, мол, молодец твоя Маша, не дура девка: и замуж до тридцати успела выскочить, и жених-то уже с квартирой!

Я слушал ее отстраненно и почти не злился, потому что знал, что это все – не так.

Единственное, я не до конца был уверен только в том, что Маше действительно хотелось быть именно со мной.

Но то, что основной целью ее жизни была отнюдь не работа, где, кстати сказать, до рождения сына ее и ценили, и продвигали по служебной лестнице, а семья (муж-ребенок-тепло-уют), в этом я был убежден на все сто.

Но если все это тщательно рассмотреть поближе, Маше совсем не повезло.

Ей нужен был другой мужчина.

Но кто-то там, наверху, решил все за нас, и поэтому ей достался я.

Высокий, приятной европейской внешности, не без талантов молодой москвич, с вредными привычками.

Жена же моя была не москвичка.

На момент нашей встречи она училась в столичном вузе и параллельно работала в отделе доставки «ИКЕА», где я, к слову сказать, с дикого похмелья с ней и познакомился. Но все же Маша была не совсем «колхоз Красный Лапоть».

И на том спасибо.

Маша выросла в ближайшем Подмосковье, в неплохой родительской трешке, в элитном, по меркам их городка, доме.

Много ковров, безделушек и книг, которые никто никогда не читал.

Не думаю, что только моя собственная однушка в панельном доме могла повлиять на ее навязчивое желание жить со мной под одной крышей. Но в любом случае за эти семь лет, что мы были вместе и успели собрать все возможные родительские и собственные средства и поменять однушку на двушку в новостройке, я был ей чертовски благодарен!

Наличие семьи гарантировало спокойствие.

В первую очередь моим родителям, общественности и, в какой-то степени, мне самому.

А то темное, сугубо личное, до сих пор ищущее выход, распирающее изнутри так, что мозги порой отказывались думать вообще, выходило наружу только тогда, когда уже было совсем невмоготу.