А вот чему бы он удивился наверняка – это виду получателя письма. Исчезли пышные усы, некогда украшавшие его физиономию; густую пшеничного цвета шевелюру заменил ёжик коротко стриженных волос. Сама физиономия, простоватая, круглая, словно усохло, сделав ротмистра Кухарева (это он скрывался под личиной Воцлава Ковражича) неузнаваемым даже для близко знавших его людей. К числу каковых, несомненно, относился и Вениамин Остелецкий, сотрудник департамента военно-морской разведки Российской Империи, по чьему поручению загадочный конверт четыре дня назад был брошен в почтовый ящик в немецком Штеттине.

Кухарев, разумеется, понятия не имел о разговоре, состоявшемся несколько месяцев назад в кабинете Юлдашева. По результатам этой беседы (стоит отметить, что вопрос о вменяемости Остелецкого более не поднимался), ротмистр получил предписание отправиться в Варшаву. Оттуда, обзаведясь, документами подданного империи Габсбургов – для этого пришлось воспользоваться связями в польских криминальных кругах – он через Австро-Венгрию, Швейцарию и Францию перебрался в Англию, в Лондон, поселился на Бейкер-стрит и стал дожидаться дальнейших распоряжений.

Они не заставили себя ждать. Не прошло и недели, как в письме из Вены, отправленном одним из деловых партнёров, пана Воцлава, оказалась неприметная таблица, заполненная ценами, номенклатурой товаров и сроками поставок. Расшифровав её при помощи всё того же неприметного томика, Кухарев задумался, после чего спустился вниз, в столовую и попросил у миссис Помфри отправить рассыльного за расписанием поездов, уходящих с вокзала Чардинг-Кросс. А ещё через пять часов он садился в вагон экспресса Лондон-Бирмингем. В этом втором по величине городе Англии, центре графства Уэст-Мидлендс, ротмистру предстояло разыскать нечто, тщательно спрятанное их с Остелецким общим знакомым, ныне – обитателем тюремной камеры Алексеевского равелина.

Поиски затянулись. Прошло уже больше месяца, а Кухарев был всё так же далеко от своей цели, как в тот день, когда ступил на пирс в Дувре. Несколько отброшенных вариантов, два-три пустых следа, имена, не имевшие, как выяснилось, отношения к предмету поиска – вот и всё, чем он мог похвастаться на данный момент. И это никуда не годилось – послание, зашифрованное в полученной таблице, настойчиво требовало предоставить результат как можно скорее, самое позднее, чрез неделю.

Кухарев сел к столу и задумался. Похоже, остался один-единственный вариант, который он берёг на самый крайний, распоследний случай. Онажды этот вариант уже сработал – старый недобрый знакомый, к которому он тогда обратился, помог отыскать нужного человека в обмен на солидную сумму в полновесных золотых гинеях. Ротмистр и сейчас располагал средствами, но беспокоило его отнюдь не это. Ирония заключалась в том, что предмет нынешних поисков имел самое прямое отношение к тому, за кем он охотился в прошлый раз – а вот преимущество это или, наоборот, помеха, предстояло ещё понять…

– А ваши судостроители верны себе. – с ухмылкой произнёс Греве. – Их творения отличаются, мягко говоря, своеобразным обликом. Да вот вполне характерный пример…

И кивнул на судно, мимо которого проходил катер. Похожий на калошу корпус с высоченными, очень сильно заваленными внутрь бортами, громадный таран, две сплюснутые с боков трубы, располагающиеся не одна за другой, а рядом, бок-о-бок, как на американских пароходах-заднеколёсниках, курсирующих по Миссисипи – да, «Адмираль Дюпере» (такое имя носил броненосец) мудрено было спутать с «одноклассниками британской или, скажем, германской постройки.