Греве обернулся для того, чтобы бросить ещё один взгляд на Луксорский обелиск. Воистину, французские инженеры проделали огромную работу, переместив каменную махину в четырнадцать без малого тысяч пудов весом из Египта в Париж – для этого пришлось построить специальную баржу с отъёмной для погрузки обелиска носовой частью – эту баржу с драгоценным грузом на борту буксировал по морю колёсный корвет «Сфинкс».

Что ж, ему предстояла не столь громоздкая задача – однако технически даже более сложная. Европейские издания наперебой твердили о перелёте через Африку, затеянную бельгийским судовладельцем русского происхождения и знаменитым романистом Жюлем Верном – однако подробности предстоящего путешествия никому не были известны. Газетные и журнальные страницы пестрели фотографическими снимками и рисунками существующих управляемых аэростатов, выдуманными схемами, якобы полученными от безымянных информаторов. Настоящий же дирижабль в это время достраивался в эллинге воздухоплавательной верфи на Охте, подальше от чужих глаз – о чём Греве и собирался поведать своему будущему спутнику на сегодняшней встрече. С тех пор как литератор, покинув Петербург, вернулся во Францию, прошло несколько чрезвычайно насыщенных месяцев; до отправления экспедиции оставалось не больше трёх недель, и пора было завершать последние приготовления. В том числе – и найти, название для воздушного корабля; о сих пор он оставался безымянным, но дальше так продолжаться не могло. Если и дальше тянуть с этим важным делом, газетчики, пожалуй, придумают для дирижабля название. Объясняй потом всему миру, что он на самом деле носит совсем другое имя!

– Прошу прощения, мэм, ваш постоялец у себя?

Голос был низкий, хрипловатый, владельцу, видимо, далеко за сорок. Обычное дело для Лондона – здесь в рассыльные и почтальоны часто идут отставные унтер-офицеры. Таким люди охотнее доверяют, особенно, если речь идёт о передаче чего-то важного и ценного.

– Да, он у себя, но спуститься не сможет. – отозвалась квартирная хозяйка. – Он только утром вернулся из Манчестера, очень устал и просил не беспокоить до обеда. Я передам, если вы не против…

Мужчина прислушивавшийся к разговору, стоя возле окна гостиной на втором этаже, хмыкнул. Почтальон, ясное дело, был против – ведь сам адресат наверняка даст на чай, а вот от квартирной хозяйки этого не дождёшься. Но – дисциплина и привычка к порядку взяли верх.

Зашуршала бумага. Почтальоны всегда носят с собой клеёнчатые тетрадки, где адресаты расписываются в получении корреспонденции…

– Похоже, заказных писем нет, собственноручная подпись вашего жильца не требуется, миссис Помфри. Вот, возьмите, а я пойду – ещё пять адресов обойти по вашей улице…

Не повезло тебе, парень, посочувствовал ротмистр. Ну, ничего, может, другие адресаты окажутся щедрее?

– Похоже, заказных писем нет, собственноручная подпись вашего жильца не требуется, миссис Помфри. Вот, возьмите, а я пойду – ещё пять адресов обойти по вашей улице…

Входная дверь скрипнула, затворяясь, застучали по ступеням крыльца башмаки. Мужчина выглянул в окно, привычно держась немного сбоку, за портьерой. Да, так и есть: немолодой грузный мужчина в синей с красными выпушками на воротнике куртке и синем же, украшенном красным галуном, кепи с лаковым козырьком – обычная униформа лондонских почтальонов.

Заскрипело – миссис Помфри поднималась по лестнице на второй этаж, в гостиную для жильцов. Мужчина торопливо отошёл от окна и сел в кресло, сделав, что дремлет.

– Ваша почта, мистер Ковраджешш! Сегодня принесли много, и я дала почтальону на чай – если вы не возражаете, разумеется…