— О, не все! — посмеиваясь, ответила герцогиня. — Вспомните, Тристан, хорошенько вспомните. Кто смог вас победить? Не герой и не воин. Даже не лучник, удачно выстреливший со стены вам в спину. Ну?

Тристан замолк. В памяти его всплывали картины прошлого — те, которые он предпочитал никогда не вспоминать, стыдясь.

Одержимый, опьяненный вкусом крови, он метался по улицам, отлавливая мародеров, что поживились в Инквизитории. И толстую торговку, что стащила золотую и серебряную посуду, и вора, что спер сундучок с драгоценностями, Тристан прирезал без сожаления. Ударил несколько раз мечом, стараясь причинить как можно боли, пока души воров не отлетели к суровому небу.

А потом, погнавшись за каким-то мелким жуликом, который странно вихлялся и хромал, и практически догнав его, Тристан споткнулся и упал. Отскочил его золотой палец, меч стало держать неудобно. И золотая нога неловко выворачивалась.

Чертыхаясь, заливаясь злыми слезами, Тристан поднялся — и увидел этого странного, уродливого человечка.

Он действительно был уродливый.

«Вот уж у кого действительно лицо изрезано», — подумал Тристан, будя те, давние, события в своей душе.

Уродливое лицо этого маленького, жалкого человека, отползающего задом наперед от наступающего на него распаленного инквизитора, выглядело так, словно его срезали по кускам и пришили на новое место. Неровно и грубо. Кое-где куски не сходились, белые глубокие шрамы грубыми мертвыми полосами кое-как прикрывали кости черепа.

А кое-где плоть словно лежала пластами, и шрамы бугрились толстым месивом.

Но этого мало; тощий уродец был горбат, одна нога у него была вдвое толще другой.

В руках у уродца была какая-то мелочь, ничего не значащая побрякушка. Уродец трясся всем телом, скулил и дышал часто-часто, будто в этом жестоком мире не него не хватало не только красоты и здоровья, но еще и воздуха.

Тогда Тристан его пожалел.

Отнимать жизнь, последнее, что у этого уродца есть, за никчемную побрякушку?..

Просто нищий уродец. Один из тех, кого Тристан поклялся защищать. Уродец просто хочет есть, поэтому и украл что-то, что сможет продать.

В мешанине чувств, отчаяния, безысходности и бесконечной боли Тристан вдруг ощутил милосердие. Глядя на урода, он понял чужой страх и желание жить — даже таким больным и уродливым. И то, что его, Тристана, потерю, не вернуть и не восполнить даже сотней чудих смертей, он вдруг ощутил со всей ясностью.

— Живи, мелкий воришка, — хрипло произнес Тристан. — Ведь жизнь прекрасна…

Он отвернулся. Пот и слезы застилали глаза. Он собрался уж было уйти, покинуть тупик, где настигло его принятие горя.

Но тут подлый уродец с криком ненависти подскочил на свои слабые, вихляющиеся ноги, и со всей дури ударил Тристана в бок наконечником копья.

Он украл копье Четырнадцатого. Только небеса знают, зачем уродливый дурачок позарился на инквизиторское оружие и почему так легко с ним расстался. Да только он без раздумий это оружие подарил Тристану — напоследок.

Это было не первое ранение, но самое болезненное. Самое невыносимое. Тристан, как бы ни храбрился, как бы не пытался подчинить себе тело, а понял, что не вынесет этой раны. Не сможет подняться, не сможет драться. Половина бока налилась острой пульсирующей болью, нога не слушалась, подогнулась, и Тристан снова упал на колени.

— Сдохни, падаль! — радостно визжал, как ненормальный, уродец, скача вокруг оседающего инквизитора. — Сдохни!

— За что?! — изумленный, спросил Тристан. Но ответа он не получил…

***

— Я вижу, вы вспомнили его, Инквизитор, — со смешком произнесла герцогиня. На лице Тристана слишком откровенно проступили его чувства — удивление, злость, страх и стыд, — скрыть их было просто невозможно. — Да, да, вас, гордого королевского сына, свалил какой-то жалкий уродец. Это не забудется никогда.