— Они что-то натворили? — нахмурилась женщина.

— Нет, конечно. Иначе б я не был так спокоен. Просто нужно кое-что обсудить.

— Пройди в кабинет, — велела Софи. — Там вам никто не помешает.

И она отошла, тихая, как тень.

Тристан, переведя дух, глянул на незаметного, тихого Густава, и тот пожал плечами:

— Старые чувства, — произнес он, изо всех сил стараясь выразить на своей подвижной физиономии сочувствие и понимание. — Они не прошли у мадам Софи. Она все еще ждет, что вы вернетесь. Это всегда тяжело.

…В кабинете Тристан привычно уселся за стол. Хоть тут и было безупречно чисто, он понял, что кабинетом никто не пользуется. Вероятно, потому, что все еще считают это его личным пространством. Ага, и трубку забытую из ящика не убрали и не выкинули. Тристан вынул ее, машинально набил табаком, который отыскался здесь же, в ящике стола, прикурил и выпустил душистое облако дыма.

«А она курит похожий табак, — вдруг подумал Тристан, вспоминая девицу и запах ее сигарет. — Если не точно такой же…»

За дверями послышался хохот и топот, словно стадо молодых слонят выбежало на прогулку, и Тристан невольно встал, волнуясь.

Дверь отрылась, и в кабинет вломилась пара юношей лет восемнадцати-двадцати, таких же белесых, как Тристан. Походка, стать, привычка гордо держать белокурую голову — у всех троих это было один в один, так похоже, словно отражение в зеркале. Природа всех троих наградила одинаковым недугом и одинаковой гордостью в чертах и достоинством в каждом движении.

Тристан казался старшим братом близнецам, а не отцом; огромная разница в возрасте была заметна лишь в его уставшем взгляде.

— Отец! — звонким юношеским голосом воскликнул один из них, спешно закрывая за собой дверь. Второй промолчал, но быстро прошел к инквизитору и горячо его обнял, словно не видел много лет и очень соскучился.

— Алекс, Рэй, — несмотря на то, что близнецы были его точнейшими копиями и похожи меж собой, как две капли воды, Тристан никогда не путал их. Он заглядывал в глаза сыновей и различал их по малейшей тени улыбки. Он обнимал их, совершенно счастливый, и даже позабыл, зачем пришел.

— Давно тебя не было, — тот, что запирал двери и которого Тристан назвал Рэем, солидно подал инквизитору руку и тот пожал узкую ладонь сына.

— Ты же знаешь, я стараюсь не напоминать лишний раз о себе твоей матери.

— Она о тебе и не забывает!

Тристан внезапно нахмурился, отстранил от себя сына и по очереди заглянул им в лицо, пытаясь отыскать какие-нибудь следы недавней драки.

— Что, что такое? — насторожился Алекс.

— Я просил вас хранить тайну, — резко произнес он. — И не раскрывать крыльев хотя бы до двадцати одного года. Демон, ваша мать убьет меня, если узнает, что я посвятил вас в инквизиторы!

— Пф-ф, – насмешливо выдохнул Рэй, шлепнувшись в кресло и небрежно закинув ногу на ногу. — Густав стал им еще раньше, разве нет? Сколько ему было? Семнадцать?

— Рано или поздно, но она это сделает, — сказал Алекс, не уточняя, что именно — узнает или убьет.

Юноша демонстративно вытянул из-за пазухи длинную серебряную цепь и поцеловал святой знак — раскрытые крылья.

— Но вы обещали, — сурово напомнил Тристан. — И что же?! До меня доходят слухи о драке, по городу рыщет обозленный и ослепленный демон, мстящий альбиносам, и он явно ранен святым благословением!

— И что же? — дерзко повторил Рэй, удачно копируя возмущенный тон отца. — Я тоже слышал все это. Но мы тут не причем. Это не мы.

— Правда? — едко заметил Тристан, опираясь руками о стол и яростно глядя на сыновей исподлобья. Взгляд этот не предвещал им ничего хорошего, но близнецы не стушевались и не отвели глаз с разъяренного отца. — А кто же?