Он смеется. Тихо. Хрипло. Как будто узнал знакомую боль.

– А его скелеты ты готова обнимать, потому что "это тебя не касается". Удобная позиция.

– Может, просто я устала жить чужими косяками. Мне бы свои разгрести. Настоящее уже трещит, а мы все грыземся за прошлое. Ты – его, он – твое. Я между.

Сергей глухо барабанит по рулю.

– Может, вы просто прекратите рубиться правдой и оставите мне право решать самой, кому верить?

Он кивает.

– Резонно. Как Лера? – уверенно и аккуратно ведет машину, а я расслабляюсь.

– Ничего не изменилось, – выдыхаю. – Я дала ей пространство. Сказала, что не буду давить. Она сама должна принять решение. Сама прожить это. Хочу, чтобы сама выбрала, кем стать – матерью или девочкой, которая просто испугалась.

Сворачивает к моему дому. Машина мягко катится во двор.

Заглядывает в окна, у Леры горит свет.

– Я зайду.

– Поздно уже, Сергей.

– А я к дочери. На десять минут. Я не задержусь.

– Ни ночевать, ни чай, ни "разговор по душам", – щурюсь. – Только дочка и все.

Сергей кивает.

– Конечно, – но так прищуривается подозрительно, как будто не только.

Мы заходим в дом молча. Я поворачиваю ключ, отворяю дверь, снимаю куртку, он следом. Шаги глухо стелются по коридору. Запах дома – немного ваниль, немного влажный текстиль. Моя крепость. Мой беспорядок. Моя территория.

– Не зови ее, – разувается Сергей, – сам поднимусь.

– Как хочешь, только постучи, – протягиваю руку, приглашая его.

Сергей щелкает выключателем над лестницей, горит только последняя. Остальные перегорели. И я бы сама поменяла, но они находятся высоко, и стремянку на лестнице не поставить. Вот жду, когда перегорит все и вызову разом мастера.

– И Надь, – разворачивается на середине лестницы, – я бы не отказался от кружки твоего кофе, если что, – подмигивает, как будто мы не прошли через измену, развод, а просто снова живем вместе.

Я приподнимаю бровь, сложив руки на груди.

– Мы ведь договорились – ты пьешь кофе в другом доме. С чужими женщинами.

Он смеется носом.

– Надь, ну не будь ты такой принципиальной занудой. Все равно ведь сделаешь. Ты же не злопамятная. Просто с характером.

Цепляет. Но не больно. А словно царапают старый шрам – не до крови, но вспоминается все.

Он стучит к дочери, я иду на кухню. Ставлю кружку и делаю ему кофе.

Пока он говорит с Лерой, не вмешиваюсь, иду в душ.

Скидываю с себя одежду, иду по прохладной плитке, закрываюсь в душевой кабинке. Вода мгновенно забирает напряжение. Горячая, густая стекает по плечам, по позвоночнику, унося с собой усталость, тревогу, запах чужой одежды, отделения, всех этих ночных эмоций.

Стенки душевой быстро запотевают. Все вокруг – в мягкой пелене пара. Я прислоняюсь лбом к стеклу.

Несколько долгих, безмолвных минут – только я, шум воды и ощущение, что хоть здесь все под контролем.

Когда заканчиваю, отжимаю волосы, приоткрываю створку дверцы и тут же ее захлопываю.

– Ты что тут делаешь?

Прячусь от хищного, прожигающего взгляда Сергея.

– Зашел руки помыть и полотенце тебе подать.

Снова приоткрываю дверцу, но уже чуть-чуть, просовываю руку, выхватываю у него полотенце и тут же захлопываю стекло.

– Ты с ума сошел?! – взрываюсь, – Ты совсем границы не чувствуешь?

– Да видел я у тебя уже все, Надь, – говорит спокойно, даже лениво и включает воду, чтобы помыть руки.

– Вон отсюда! – шиплю в ответ.

– Да что ты как, не родная, – смеется негромко и беззлобно.

– Вон!

– Жду тебя на кухне.

– Из дома вон, Сергей!

Усмехается, вытирает руки, неспешно уходит.

Я заворачиваюсь в полотенце, проверяя, что точно его тут нет и быстро закрываю на защелку дверь.