– Юр, что мы будем делать?

Юра нашёл решение– просто мы не ходим на танцы. Алике надо было ходить на танцы. Потому что она в возрасте от пяти до десяти лет была пухленьким ребёнком. На физкультуру она ходить не хотела, а танцы ей нравились. И он знать не знает о том, что я сидела и занималась репетиторством. И он знать не знал, во что обходились мне эти танцы Алики. А ещё он знать не знал о том, как я собирала всю корреспонденцию по подъездам и сдавала макулатуру.

Ничего он ни черта не знает, но при этом осуждает. Фотографии мои у него мироточат.

– Спасибо, что хоть сейчас это все высказал. – Произнесла я, резко разворачиваясь и выходя из дома.

25. Глава 25

Мира

Выйдя из дома, оглядев террасу беседку, я почему-то первое, что сделала, это юркнула за шеренгу туй, которая была вдоль глухой стены.

Юркнула и сжала пальцами горло, потому что рыдания рвались наружу.

Восемь лет, Алика, новогодний утренник. Это прекрасно рассуждать о том, что вот муж — бывший чиновник, потом пошёл в коммерсанты. Только ни одной собаке неизвестно, чем мне обходилась эта его смена деятельности. Да, бизнес это хорошо, только когда бизнес не страдает от обстоятельств непреодолимой силы.

У Юры было много проблем. В то время нестабильная обстановка. Плюс тот факт, что он стремился занять нишу, и поэтому со всех сторон было давление.

Про новогодний утренник у меня язык не повернулся подойти и сказать ему надо платье Алике купить. Либо костюм новогодний, кто там — белочки, зайчики. Мать меня отправила в Дворец культуры имени Орджоникидзе в костюмерную. Там постоянно какие-то ансамбли выступали, то ещё кто-то. Я Алику с собой взяла, чтобы померить все. Костюмерша ещё ходила, насмехалась, дескать, куда вы, восьмилетке взрослые платья, а у меня выбора просто не было, смотрела на это белое платье с воланами на руках. Я понимала, что это единственный выход.

Забрала платье, где-то подколола булавками. Венок из мишуры сделала. Девочка-снежинка.

А когда стояли на утреннике разговоры слышала от двух кумушек матерей.

— Ой, ты видела это платье? Господи, какое позорище. Оно ж пятилетней давности.

— Да ладно, если пятилетней, десятилетней, небось, а все морду гнёт.

— Да не говори, ещё б девчонку обула, на три размера туфли больше.

Я тогда плакала в туалете, досмотрела выступление Алики и плакала в туалете. И подарки новогодние детям растягивали до февраля месяца.

Хорошо быть женой бизнесмена, когда ты не знаешь картинку изнутри.

Зашуршала кора, я резко обернулась, увидела Юру за спиной.

— Что сейчас уже не такой боевой настрой, да?

Я молчала, смотрела на него исподлобья.

— Ну вот я себя примерно так всегда ощущал, что я со всей душой к семье, а семья меня «на мордой в грязь». И пока поглубже пока не притопит, не успокоится.

— Великомученик ты наш. — Прошептала я.

Юра сложил руки на груди.

— А что не так скажешь? Неправда? Все правда.

Только я ничего подтверждать не собиралась.

Пусть и дальше не знает как это было быть его женой бизнесмена, когда снаружи такая красивая картинка, а внутри черт, пойми, что происходит. Пусть холит и лелеет свои воспоминания о том, какой он хороший.

Я доказывать ему ничего не собиралась.

— Ну что ты молчишь? Что ты молчишь? — Юра шагнул ко мне, схватил за плечи, тряхнул как следует. — Хоть сейчас скажи, что ты не права. Вот скажи, что ты не права, и все это дело только твоих рук. Признай наконец-таки свою вину!

— Я ничего признавать не буду, я тебя не предавала, я с тобой жила, как говорят, в самых страшных клятвах: и в горе, и в радости. Начиная с хрущевок с их маленькими кухнями и липкими клеёнками на столах. И заканчивая украшениями салонов Лукиной и апартаментами на двести квадратов. Я с тобой шла рука об руку. И когда было дерьмово, я поднимала тебя. А вместо того, чтобы об этом помнить, ты помнишь только те моменты, когда тебе спасибо не сказали. Спасибо. Юр. Спасибо. — Произнесла я, ударяя его двумя руками в грудь.