Девяти нет, а Михаилу Потапычу припёрло разгребать дорожку. Отдохнула, называется, выспалась! Что же не в шесть-то?!
С закрытым окном стало тише, но мне нравилось спать, когда воздух свежий. Закутаться в тёплое одеяло, а снаружи чтобы прохладно было. Лёша долго ворчал, потом смирился – самому понравилось.
Застукав себя на мыслях о почти бывшем муже, я обрубила их и пошла в ванную. Бодрящий прохладный душ с цитрусовым гелем и кофе – вот что мне нужно для начала. И завтрак, раз уж на ужин у меня был только чай.
***
Зря я тешила себя надеждой, что кофейный аппарат заработал. Этот мужлан его даже в розетку воткнуть не удосужился!
Застегнув до конца ворот горнолыжной куртки, я вышла на улицу и, остановившись метрах в двух от входа, стала наблюдать за убирающим снег Потапычем. Куртки на нём не было – только свитер и здоровенные рукавицы.
А неплохо смотрится, надо отдать ему должное.
– Я, вообще-то, сюда отдыхать приехала, – сказала, идя к нему.
Он отбросил в сторону снег и, воткнув лопату, повернулся ко мне.
– Не понял.
– Что непонятного? Я приехала отдыхать. Вроде на русском сказала.
– Претензии какие?
– Такие, – показала на лопату. – Люди на отдыхе в половине восьмого ещё спят. Будьте добры, решайте хозяйственные вопросы в нормальное время, а не с утра пораньше.
– Ходить удобно? – хмурясь, сухо спросил он.
Теперь его не поняла я. Вопрос был точно с подвохом.
– Ходить удобно, спрашиваю? – повторил он.
– Ну, допустим.
– Тогда что жалуетесь? Вам же припрёт прогуляться, а будет всё снегом завалено – распищитесь: «не могу пройти, уберитесь, как так можно?» – сделав писклявый голос, провизжал он.
Выглядело забавно. Я достала из кармана связанные Олькой варежки и надела. Подставила лицо ветерку. Ещё не рассвело, но день обещал быть хорошим. Прошла вперёд метра три. Расчищенная дорожка на этом заканчивалась, и я под внимательным взглядом хозяина вернулась к двери. Сделала ещё один круг.
– Вы долго мне на нервы действовать будете?
– А в чём дело? Вы же так старались, чтобы я могла погулять. Вот, гуляю, ни в чём себе не отказываю.
– Какая же вы язва, – процедил он и взялся за лопату.
– Уж какая есть. И, раз уж так, я жду свой завтрак.
– Ждите.
– Завтрак с восьми до десяти. – Я достала телефон. – Сейчас половина девятого. И включите уже кофейный аппарат. Я не собираюсь каждый раз за вами бегать и просить сварить кофе.
– Так не бегайте. Я принесу вам растворимый. Кулер на этаже.
– Сами пейте свой растворимый, а я буду пить нормальный.
Он проворчал что-то себе под нос и опять воткнул лопату. Снял рукавицы и посмотрел на меня, словно от души пожелал мне провалиться под снег. Молча прошёл мимо и скрылся за дверью.
Дыхание превращалось в облачко пара, в деревьях чирикали птицы, а воздух был настолько чистый, что хотелось дышать полной грудью. Но самым странным было отсутствие фонового шума. Казалось, что от тишины в ушах звенит.
Проваливаясь в снег, я добралась до кромки леса и немного постояла у деревьев. Только вернулась на дорожку, из дома выбежала Лилия.
– Папа кофе сварил! – громко объявила она.
– Какой у тебя папа молодец. Надо ему медаль дать за отвагу.
– Почему?
– Да так… Не обращай внимания, я пошутила.
По обеим сторонам от дорожки горели фонари, над дверью тоже была включена лампа, и я могла рассмотреть малышку. На ней была чёрная куртка со светоотражающими вставками и простая тёплая шапочка, из-под которой выбивались волосы. На ногах – дутые сапожки.
– Вы тут вдвоём с папой живёте?
– Угу, – кивнула она. – Раньше были Люда и Люся, ещё Маша и дядя Коля, а теперь никого не осталось, – расстроенно сказала она.