А разговор-то был в стиле «дай списать домашку».
Больше мы с ним не общались вплоть до выпускного вечера, на котором он вдруг пригласил меня на медляк и… поцеловал прямо у всех на глазах.
С того дня и закрутились наши отношения, которые вылились в брак и как результат рождение дочери.
Его измена для меня шок еще и потому, что он сам настаивал на свадьбе и сам хотел ребенка.
А раз хотел, то, извините меня… какого хрена?!
— Короче, сдал ты себя с потрохами, Быков, — наступаю я словами, а он так и стоит в проеме, мрачный как туча. — Позорище!
— Позорище, дорогая моя Дарья, — полным именем он меня называет, только когда мы на пороге скандала, — это следить за мужем, который горб на работе ломает, чтобы у тебя было все.
Медленно пройдя мимо меня, Никита вальяжно рассиживается на стуле, который предварительно развернул лицом ко мне.
Закинув ногу на ногу, словно хозяин жизни, которым он себя и считает, Быков продолжает:
— Скажи, чего именно тебе не хватало, а? Живем же нормально. Дом — полная чаша. Алинка растет. Чего тебе на месте не сидится? Жопа просит приключений?
— Это ты сейчас решил издалека зайти, да? Чтобы потом выставить виноватой меня. Мол, если бы я не поехала за тобой, то не узнала бы про измену…
— Дура, — с презрением выплёвывает он. — Ты такая дура, Даша, — он так сильно начинает смеяться, что сгибается пополам и роняет лицо в ладони.
От его смеха, злого и надменного, у меня внутри все леденеет. Но я виду не подаю, так и стою к нему лицом, и руками держусь за столешницу у меня за спиной.
— Ты, наверное, думаешь, что находишься в позиции силы, да? — он снова откидывается на спинку стула и смотрит на меня исподлобья, как серийный убийца во время интервью. — А что, если я тебе скажу, что ты никогда, и я подчеркиваю это слово, никогда и ничего не могла решать в этих отношениях? И сейчас твой вот этот позорный цирк яйца выеденного не стоит, потому что ты — слабая.
Сердце болезненно сжимается, когда Никита произносит свой вердикт. Причем, если бы он выдал такие слова в разгар ссоры, они бы не ударили так болезненно.
Быков говорит обо мне в уничижительном тоне так спокойно, что у меня от неприятного предчувствия того, что последует дальше, спина покрывается холодным потом.
— Я не слабая, — уверенно произношу я, не позволяя себя подавить.
— Слабая, — как ириску растягивает он, наблюдая за моей реакцией. — Знаешь, почему я так в этом уверен? — вскидывает бровь он, словно это игра, а не медленное уничтожение меня.
— Удиви.
— Это я тебя такой сделал, — самодовольно усмехается он. — Посоветовал уйти с работы, сделал тебе ляльку и подсадил на финансовую иглу. Воспитал из кроткой девчонки себе покорную, домашнюю жену. И ты прекрасно справлялась с этой миссией до момента, когда обнаглела и поехала за мной шпионить.
Договорив, он недовольно раскачивается на стуле.
— Что ты несешь?
У меня в горле поднимается ком, а пульс начинает стучать по вискам набатом.
— Я тебе делаю одолжение, Даша. Спускаю с небес на землю. Наш брак изначально был моим удачным расчётом, и право голоса есть только у меня.
Я настолько ошарашена, что слегка меня начинает пошатывать. А мое молчание Никита воспринимает как возможность продолжить свой откровенный монолог.
— Нет, ну а ты, что правда думала, что я влюбился в очкастую серую мышку, с кучей книг в рюкзаке и прыщами на лбу? — он аж прыскает, насколько ему смешно.
— Я не была серой мышкой! — заступаюсь за себя.
— Для меня — была, потому я в женской красоте разбираюсь, но не суть, — он встает со стула и довольно потягивается. — Блин, знаешь, я даже рад, что у нас вышел такой вот разговор по душам. Зато теперь ты знаешь свое место.