А вот такой! Самый что ни на есть. Поиздевался надо мной, урод моральный, и хватит. Лавочка прикрылась!

— Так, что тут у нас? — поднимаюсь на нужный этаж и взглядом ищу номер кабинета. — Подскажите, кто последний? — обращаюсь к сидящим с детьми мамочкам.

— Я, — громко отвечает мужской голос, отчего у меня в голове вспыхивают красные лампочки, которые кричат о том, что нужно бежать. — Дашуля, женушка, садись! — Никита похлопывает по месту рядом с собой, призывая, чтобы я туда села.

Я останавливаюсь как вкопанная, внутренности покрываются корочкой льда от картины перед глазами.

Ведь разодетый, с наглой ухмылкой и кучей ссадин на лице, Быков подзывает меня к себе небрежным жестом, каким быдло подзывает к себе обслуживающий персонал.

Стою на месте, взмокшими пальцами покрепче сжимая ручку коляски.

— Ну ладно, — пожав плечами, он резко поднимается с места и подходит ко мне. Понизив голос до запугивающего, он говорит: — Когда я с тобой говорю — ты отвечаешь. Запомни. Твоего цепного пса, как я вижу, здесь нет, а значит защищать тебя — шлюшку некому. Обидно, правда?

Я туго сглатываю, прикидывая, как лучше поступить.

У Никиты просто бешеные глаза. Красные, с расширенными зрачками, на губах собачий оскал с дергающейся верхней губой.

Мне страшно даже несмотря на то, что мы в публичном месте.

— Что ты здесь делаешь?

— Как что? У нашей дочери сегодня врач. Я как хороший папа явился на осмотр.

— Где ты был раньше, хороший папа? Тебя педиатр в лицо не знает.

— Сегодня узнает, — подмигивает мне муж. — Я вообще, знаешь, решил пересмотреть свой вклад в воспитание дочери. Раньше я думал, что тебе можно доверить ребенка, но оказалось, что ты не адекват, Дашуля. Сбега́ешь из дома и ночуешь бог знает где, — громко говорит он, отчего на нас оборачиваются мамочки, — бродяжничаешь небось, связываешься с подозрительными личностями. И это все с младенцем на руках, — неодобрительно цокает языком он. — Я за вас с дочкой переживаю, а ты этого не ценишь. Как всегда неблагодарная, — он укоризненно качает головой.

— Все сказал?

— Я даже не начинал, — смеется он. — Это так, верхушка айсберга. Мне просто не повезло с тобой. Надо было слушать маму, а не брать в жены дикарку из неблагополучной семьи. Но уже поздно, мы с тобой связаны Алиной. Она моя кровь, и сколько бы ты от меня ни бежала, закон дает мне право на то, чтобы я с ней виделся. А может, даже и жил, — тут он делает паузу, чтобы я ощутила эффект его угрозы. — Так что готовься, Дашуля. У тебя впереди как минимум семнадцать лет, в течение которых я буду присутствовать в твоей жизни каждый день… Фу, че за вонища?! — морщит нос он.

— Откуда же тебе знать, что это за запах, когда ты за все время не сменил ни одного подгузника? Папаша…

— Ну так иди поменяй, — он отходит на шаг назад, при этом зажимая нос. — Может она больная, что от нее так воняет? Я не удивлюсь, с такой мамашей, как ты, Алина вполне может быть запущенной.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не надеть ему испачканный подгузник на голову прямо здесь, и иду в туалет, где сразу же закрываюсь на замок.

Привожу дочь в порядок, мою руки и понимаю, что никакого врача сегодня не будет.

Я не ожидала, что он пронюхает о нашем приеме. Решил заявиться и напугать меня, ненормальный!

Надо будет менять поликлинику, от греха подальше, а пока… срочно нужно отсюда убираться!

— Дашуля… — Быков начинает стучать в дверь и дергать за ручку. — Выходи, я недоговорил. И если ты решила от меня спрятаться, то я же дверь выломаю. За мной не постоит. У тебя минута. Время пошло!