— Куда это ты уходишь? Я не позволю!

— А мне ваше позволение, знаете ли, не нужно. Да и ухожу я не "куда", а от "кого", — улыбаюсь во все тридцать два. — От вашего сына, который скоро в дом приведет такую невестку, что вы меня будете вспоминать наилучшими словами!

Перешагиваю через пакеты под шумный вдох свекрови, выдающий максимальную степень ее шока, и слышу необычный шум.

Как будто кто-то… бежит! Причём босиком шлепая по ступенькам.

И правда, взмыленный и в буквальном смысле слова и покрытый мыльной пеной Никита добегает до распахнутых дверей лифта и сразу же упирается в них руками, чтобы перегородить мне путь.

Сам он мокрый, красный, и дышит, как будто сейчас отдаст богу душу.

— Ты… Никуда… От меня… Мама? — шокировано вопрошает он, и в этот момент с его бедер прямо на пол тихо падает полотенце.

7. Глава 7. Нельзя обижать женщин

При виде своего любимого сына во всей красе и, к сожалению, без фигового листика на причинном месте, свекровь шумно вдыхает через рот и звучит так, словно задыхается.

Быков, не сводя с меня злющего взгляда, рывком поднимает с пола полотенце и не оборачивает его вокруг бедер, а просто прикрывает им пах.

— Быстро домой! — рявкает он на меня, но я резко перескакиваю через пакеты свекрови и забиваюсь у дальней стенки. — Даша, я кому сказал?! — у него скоро пена изо рта пойдет до того он озверел.

— Сынок! — отмирает от шока Валентина Андреевна. — Ты чего?

— Отвали! — шикнув на родную мать, в которой он души не чает, Быков тянет мне свою руку. — Это моя последняя вежливая просьба. Не беси меня и не испытывай мое терпение, — обманчиво спокойно говорит он.

Но меня голыми руками не возьмешь, а особенно теми, что так жадно нащупывали чужую задницу.

— Мамуле лучше с пакетами помоги, — игнорирую его жест.

— Даша. Домой. Сейчас же.

— Что ты ее умоляешь? — обретает силу голоса свекровь. — Ее? — возмущенно вопит она. — Окстись!

— Мама дело говорит, — говорю, не уступая мужу в схватке взглядов. — Я для вашей семейки рожей не вышла, и слава богу. Я достаточно по этому поводу убивалась, так что прошу, увольте.

— Что за цирк, я не понимаю?! — начинает тараторить Валентина Андреевна. — Дарья!

— Это не цирк, а развод, — спокойно и даже гордо отчеканиваю я повыше, задрав подбородок. — Так что мы с вами, дорогая свекровь, видимся в последний раз. Сбылась ваша мечта избавиться от неугодной невестки!

В глазах свекровки преобладает шок, но за ним я отчетливо вижу и то, как она мне злорадствует.

— Я тебе устрою развод! — словно ворвавшийся в огород дикий кабан, Никита ногами отшвыривает с пути заботливо приготовленную мамашей еду и прет на меня. — Ты моя жена, ясно? И разлучит нас с тобой только могила.

Он еще и пальцев в воздухе пригрозил мне, как бы подчеркивая вес своих слов.

— То, что я внутри сейчас умираю от стыда за ваше с мамулей поведение, считается достаточной причиной? — смотрю на него максимально невозмутимо, чтобы даже не думал, что ему удалось мне напугать. — Я тебе не рабыня, Быков. Хочу и ухожу.

— Ай, какая змеюка! — подначивает Никиту мать. — Ты ей слово, она тебе десять. Надо же, какая неблагодарная дрянь. Приструни ее!

— С радостью, — цедит он сквозь стиснутые зубы, хватает меня за запястье и дергает на себя.

Ну и семейка, прям маньяки местного разлива. Хотя, чему я удивляюсь? Кто мог вырасти у такой матери, поощряющей насилие?

— Мне больно! — кричу я, немного преувеличивая. — Отпусти! — продолжаю орать пока он выволакивает меня из лифта.

Я сопротивляюсь, не гнушаясь никакими методами. Ногами раскидываю контейнеры с едой, какие-то падают и открываются, в воздух летит рассыпчатый плов свекрови, которым она так гордится, под ноги Быкову попадаются фаршированные блины, и она матерится, раздавливая их голыми ногами.