— Приблудился.

— Как его зовут?

— Кот, — пожимаю плечами. — Просто кот. Иногда Котофей. На самом деле, он у меня недавно. Я дала объявления во все местные паблики в надежде, что его заберут потерявшие кота хозяева, потому что котик ухоженный. Он явно не дворовый.

Гордей чешет ему подбородок.

— Он просто знал, куда идти со своей бедой.

— О чем ты?

— Ты, как никто, можешь его понять, — говорит без сарказма, наоборот, с какой-то странной болью.

Намек на то, что и меня выкинули из чьей-то жизни?

Что ж… больно, но правдиво.

— Тебе пора.

Кивает и на удивление молча уходит, не сказав мне больше ни слова.

Я стою у закрытой двери. Пораженная. Растерянная. Взбешенная. Ни черта не понимающая.

Бездумно бреду к комоду. Вынимаю ту самую раскраску и беспощадно отрываю последний лист — пустой.

У меня нет карандашей, кистей, красок. Ничего…

Достаю маркеры и принимаюсь рисовать птицу.

Прорисовываю ее цветом, выделяя детали и злость во взгляде, такую же, как увидела в глазах Гордея. А потом шокированно смотрю на свой рисунок. Первый больше чем за пять лет.

Девочки, сегодня скидка на Бывшие. Соври, что любишь
https://litnet.com/shrt/9yMR

— Твой сын пытался избить моего, — произносит Максим холодно.
— Леша не стал бы бить, если бы его не спровоцировали, — заступаюсь за сына.
— Со своим ребенком я разберусь сам, — чеканит каждое слово. — А ты разберись со своим.
Проглатываю. Все проглатываю, а в голове набатом:
«Твоим сыном! Твоим сыном. Лешка и твой сын тоже!»
Но тебе ведь нет никакого дела до этого, да?
Добивает меня:
— Я не хочу, чтобы у моего ребенка были проблемы из-за твоего.
Нашего, Максим, нашего…

6. Глава 6

Оливия

— Пожалуйста, можно я тебя поздравлю и сразу уеду? — молю Майку.

— Ну-у, подруга, это что за новости?

— Слушай, ну не хочу я ехать в клуб, понимаешь? Нет у меня настроения тусить. Можно я просто с утра поздравлю тебя и вернусь домой?

Растираю пальцы.

Они черные, грифель прочно въелся в кожу.

Растерянно обвожу взглядом свою квартиру, которая идеально подходит под описание словом хаос.

Вокруг листы, обрывки газет, рекламные буклеты. Я даже до книг добралась и начала рисовать в них, но вовремя остановила себя.

Все без толку.

Я пыталась повторить рисунок птицы Гордея, нарисовать другую. Еще змею, льва, пальму, какие-то завитки.

Все впустую… три дня бесполезной траты новых карандашей, бумаги и моих и без того потрепанных нервных клеток.

— Оливия, ты, конечно, страдаешь, и все в таком роде, — Майка начинает психовать. — Но сколько можно, скажи мне? Я не трогала тебя больше полугода! Ну хочется тебе пострадать, кто я такая, чтобы мешать? Но ты же выкарабкалась!

Ох, Майка-Майка… знала бы ты, что я не хочу идти в клуб не потому, что планирую страдать.

Мне срочно… критически важно нарисовать еще что-то… Хоть что-нибудь, у чего будет душа.

— Да не хочу я туда, Майка. Время тусовок прошло. Вот пригласила бы ты меня на «Юнону и Авось», я бы с удовольствием сходила!

— Знаешь что? На спектакли мы успеем на пенсии сходить. Значит, так, слушать я ничего не хочу! Завтра вечером жду тебя в «Яме»!

— О боже, — опускаю лицо в ладони и стону. — Еще более пафосного клуба не нашлось?

«Яма» — клуб для привилегированного молодняка нашего города. Залетных там нет, охрана чужаков попросту не пустит.

И кажется, что богатая молодежь должна тусить более сдержанно, — уж кто, как не они, нахавались этого, да?

А вот хрен.

Отрываются так, будто это последний раз в жизни.

В свое оправдание скажу: в клуб я не хочу идти не только по этим причинам — еще и потому, что я в принципе никогда не любила такого рода развлечения.