Ох, твою ж мать. Гордей!

7. Глава 7

Оливия

Я будто примерзаю к полу, в шоке наблюдая за замесом, который устроил Гордей.

Мужчины дерутся с особой жестокостью, и это поражает меня — я не видела драк ни разу в своей жизни.

Подбегает охрана, мужчин разнимают, выводят на улицу.

Минута на то, чтобы прийти в себя и осознать, что вообще происходит.

— Майка, прости, я поеду! — говорю шокированной имениннице, быстро забираю свои вещи и выбегаю на улицу, пока подруга не очухалась и не стала уговаривать меня остаться.

Желания продолжать праздновать нет ни малейшего. Настроение испоганено окончательно.

На улице, на подоконнике окна клуба, сидит Гордей. У него разбита губа, из брови течет кровь, костяшки сбиты. Он пьяно смотрит перед собой. Тянет руку к карману, достает сигарету, закуривает и с наслаждением затягивается.

Нахал, который лез ко мне, сплевывает кровь на асфальт, и я отворачиваюсь, не желая смотреть на это.

— Ментов вызывать будем? — спрашивает охрана.

К посетителям тут особое отношение, поэтому и спрашивают, а не делают, то, что должны, боясь нарваться не немилость мажоров.

— Нет, — тихо отвечает парень, сплевывает снова и возвращается в клуб.

Охрана, глянув на притихшего Гордея, тоже уходит, а я подхожу к нему и сажусь рядом, положив на колени сумочку и обнимая себя за плечи.

— Ну и зачем все это? — спрашиваю тихо.

— Надо было подождать, когда он тебя в сортир затянет, чтобы трахнуть без твоего согласия?

Морщусь. Вряд ли бы до такого дошло…

— Спасибо, — говорю тихо.

Гордей пьян. От него разит алкоголем.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает он, по-прежнему не глядя на меня.

— У подруги день рождения.

— Херовые друзья у твоей подруги.

— Да, не буду спорить, — пожимаю плечами.

Холодно.

Легкая куртка толком не греет. Она не предназначена для долгого нахождения на улице, а Гор вообще в одной футболке.

— Где твоя куртка? — спрашиваю его.

— Не знаю, — говорит равнодушно. — В клубе осталась, наверное.

— Я схожу за ней, — поднимаюсь, но Гордей перехватывает меня.

— Не надо. Похер на нее, все равно все ценное со мной.

— Ладно.

Остаюсь стоять около сидящего Гордея.

Он, будто забывшись, перебирает мои пальцы. Нежно. Такое ощущение, что вообще боится прикоснуться ко мне.

— Ты рисовала? — Гордей пьяно поднимает ко мне лицо.

Опускаю взгляд: да, на кончиках пальцев до сих пор остались черные следы от карандаша.

Можно, конечно, соврать, но почему-то не хочется этого делать.

— Да.

Кивает, будто бы не только моим словам, но и своим мыслям, но руку мою не выпускает.

Хоть Гордей и раздет, руки у него все равно горячие, возможно, тому виной воздействие алкоголя.

— У тебя руки холодные, — говорит тихо и разворачивает мою ладонь, тянет к себе, дышит на нее своим теплым дыханием.

Я же стою, застывшая от этого небольшого акта заботы. В ушах слышен лишь гул собственного сердца, кончики пальцев покалывает от колючих разрядов.

Шумно сглатываю, осознавая, что чувствую себя пьяной, хотя не выпила ни грамма алкоголя. Что со мной? Неужели близость Гордея так влияет на меня?

Нет!

Аккуратно забираю у него руку и говорю:

— Поехали, я отвезу тебя куда скажешь.

Гордей трясет головой, пытаясь прийти в себя, но послушно встает и идет за мной.

Походка у него нетвердая, сказывается количество выпитого. Кстати, я, может, и не видела Гордея долгое время, но мне казалось, он не из тех мужчин, которые любят прикладываться к бутылке.

Когда мы доходим до моего «Мини-Купера», Гор замирает:

— Что за адова колесница?

— Эй, это моя машина.

— Никакая это не машина, а спичечная коробка.

Да, Гордею нужно постараться, чтобы поместиться в ней, — рост у мужчины приличный, ему явно будет неудобно.