На лице нахальная, ликующая улыбка. Так бы и врезала ему, ей-богу!
— Я ждала знамения свыше о том, что беды мои закончатся, — отвечаю, вздыхая.
И как по заказу на черную кожу моей куртки падает первая капля. Следом другая. Медленно, но верно начинает идти дождь.
Гордей хмыкает:
— Кажется, это оно, то самое, Оливка, — и в довершение вызывающе дергает бровью.
— Отвали, — прохожу мимо него, задевая плечом.
Затем миную дверь, в дом, и иду по газону в сторону ворот. Я хочу убраться отсюда как можно скорее.
— Что, даже не останешься?
Не оборачиваясь, показываю ему палец.
— Странно, — продолжает говорить нараспев. — А я так надеялся на представление, Оли… Я бы посмотрел, как ты выдержишь помолвку своего бывшего мужа.
2. Глава 2
Оливия
Улыбаюсь, хотя улыбка эта скорее похожа на болезненный оскал.
С Гордеем мы никогда не были близки, в отличие от Демида.
Демид старше меня на пять лет, Гордей на три года.
Между мужчинами два года разницы, но они как два полюса — совершенно разные.
Гордей это хаос.
Демид спокоен и собран. Дипломатичен. Тактичен и учтив.
Демид правильный до мозга костей.
Когда он пошел налево и трахнулся со своей Кариной, первым делом пришел ко мне. Каяться. Просил простить его. И отпустить, да.
Карина — девочка, неугодная семье Демида. Не их круга, чужачка. Не такая. Ее не приняли, изгнали из жизни Демида. Скинули эту фигуру с шахматного поля, придавив тяжеленным слоном.
Вместо нее поставили меня.
Я думала, что я королева, потому что победила, но оказалось, что просто пешка. Разменная монета.
Моя история — про ту, обратную сторону. Про девочку, которая «та». Я та самая, мечта свекрови, из своего круга, делающая все как надо, потому что с пеленок обучена этому.
Парадокс в том, что счастья это нихрена не приносит. И первая любовь выстреливает, а ты оказываешься ненужной, нелюбимой женой.
Демид жил со мной пять лет.
Пять лет мы были семьей. Пять лет планов и мечтаний. Я порхала, счастливая донельзя. Еще бы! Любовь всей моей жизни стал моим мужем!
Демид, как и полагается воспитанному мужчине, вел себя со мной так, будто любил.
Знала ли я, что это ложь?
Я бы соврала, сказав нет.
Розовые очки держались на мне целых пять лет… я до последнего боялась потерять их, хотя знала, что однажды этот день настанет.
Когда же это произошло, я поняла — все, конец.
Сколько слез, боже… им не было конца и края. Демид, его мать и отец, мои родители и сестра — все пытались вытащить меня, потому что я ушла в глубокую, непроглядную депрессию.
Я любила сумасшедше. Ненормально и неправильно. Так, как будто он единственный. Я умирала…
Несколько месяцев походов к психотерапевтам, и вуаля — я научилась врать так, чтобы мне верили.
— Как у меня дела? О, прекрасно, спасибо! Вчера начала писать картину. Что, простите? Показать? Да-да, непременно! Когда закончу!
— Как я себя чувствую рядом с Демидом, ведь наши родители очень дружны? Ох, непросто. Демид был и остается дорогим мне человеком, но я понимаю, что наши пути разошлись. Я желаю ему только счастья.
— Как мое вчерашнее свидание? Знаете, неплохо. Но нужно пообщаться больше.
Ложь.
Ложь.
Ложь.
Все это чертова ложь от начала до конца.
Но без нее никак.
Мне надоело, что со мной все носятся.
Все, кроме Гордея…
Тот последние два года не появлялся в стране, благополучно укатив за бугор.
Он единственный, кто не видел моего падения. Но это вовсе не значит, что он не понимает, что происходит.
— Так что там, Оли? Уже уходишь? — усмехается Гордей мне в спину.
Я круто разворачиваюсь и подхожу к нему. Возможно, слишком близко, но я, вообще-то, тоже не железная!