– Отойди от меня! – потребовала она. – Хватит надо мной нависать!

– А что ты мне сделаешь? Это ты пришла сюда требовать то, что тебе не принадлежит. Где ты была, наследница, когда твой драгоценный папочка закладывал одно имение за другим? Где ты была, когда девочкам требовалась помощь, чтобы избавиться от него? Где ты была, когда они рисковали жизнями из-за нанятых им синкайя? Где ты была, когда Амелия пробуждала Салишшу, чтобы позаботиться об имении, которое теперь хочешь получить? Ты выползла из своей плесневелой норы только тогда, когда почуяла наживу. Ты такая же, как твой мерзавец-отец!

Наконец её проняло! Она вся вскинулась, мгновенно покраснела, а затем сделала нечто совершенно восхитительное – с размаху саданула мне кулаком в лицо. Я не просто не стал уворачиваться – подставил нос под удар и услышал, как вместе с моим носом с хрустом ломаются её надежды на безбедную жизнь.

По телу разлилось злое ликование и предвкушение будущей победы.

– А вот за это я сгною тебя в тюрьме, – весело пообещал я. – Нападение на аристократа и причинение вреда здоровью. Знаешь, что тебя за это ждёт?

Я довольно оскалился, глядя, как в светло-серых глазах тухнет уверенность, уступая место испугу.

Что ж, вот теперь можно и поразвлечься.

Двадцатое вьюженя, за сорок дней до начала турнира в Альтарьере

– Зоя! Зойка! Счастье-то какое!.. Поди сюда! – звала матушка.

– Иди, а не поди, – тихо пробормотала я, а потом громко крикнула: – Я на заднем дворе! Сейчас закончу и приду!

Долго ли свежевать кролика умеючи? Нет. Но старый Хрык покупал только идеально снятые шкурки, а чтоб такая получилась, надо расстараться. Вот я и старалась. Сегодня повезло – двух кролей словила. Значит, будет на что эрло́вки купить. А эрловка с кроличьим мясом и сушёным корнем лопуха – очень недурна. Гораздо вкуснее пустой воды.

– Зойка, ты не поверишь! – светилась матушка от счастья. – Помер он! Как есть помер! Весь город об том судачит!

– Мам, ты чего? – напряглась я и испуганно спросила: – Дед Абога́р помер?

– Да чего этому алкашу сделается? – беззлобно махнула рукой мать. – Батька твой помер, карон Альтар.

– Как помер? – удивлённо вытаращилась я. – То есть умер.

Дед Абога́р всегда поправлял, когда матушка козыряла сельскими словечками. Ей я бы ни за какие коврижки не призналась, но самой мне городской говор куда больше по нраву был. То есть нравился. Красивее он, что ли.

– Дак весь город судачит! – с воодушевлением принялась она рассказывать: – На дуэли его зашиб вусмерть столичный маг какой-то. Наконец доигрался, гнида знатная, поизмывался над какой-то аристократкой. Брат ейный и того, порешил Альтара.

– А, ну да, – хмыкнула я. – Как над простолюдинками годами измываться, так никто не рыпался. А как аристократку тронул, так сразу и прибили. Понятное дело.

– Хватит, что ли. Даже если и аристократка, говорят, год она у него в плену томилась. Такого, Зоя, никому не пожелаешь, даже врагу. Так что зубы не скаль. Зашибли Альтара, и то радость. Пусть земля ему будет кабальдиным навозом, – в сердцах пожелала матушка.

Я наконец закончила с последней шкуркой, споро натянула её на правилку и распрямилась в полный рост. Посмотрела на счастливую мать и спросила:

– Что, правда умер он?

– Помер, как есть помер, – закивала она.

Новость оседала в голове постепенно. Это что ж получается?.. Не надо больше прятаться? Не от кого? Может, в ученицы к кому можно пойти? Или на работу наконец устроиться? Перестать жить тенью матери?

У меня аж голова закружилась.

– Светлый день сегодня, Зоенька, – ласково сказала матушка и прослезилась.