— Ебать какая ты узкая, — стонет Горецкий, проталкивая в меня свой член до упора. Замирает на секунду, давая мне привыкнуть к нему.

И только это удерживает меня на грани сознания. Промежность горит, внутри словно торчит раскаленный штырь, распирающий стенки до предела.

— Ааа, — тихо всхлипываю, когда здоровенный поршень начинает совершать поступательные движения. — Не так глубоко, пожалуйста. Не могу…

— А что ты хотела, Юлечка? — издевательски цедит мужчина и дергает меня за цепочку ошейника, заставляя оторваться от стола. — Сама знала, на что шла. Думала получить бабки за красивые глаза? Или за приятную беседу? Так не прокатит. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— Да ничего я не знала, — выдавила между судорожными всхлипами и глубокими толчками, от которых сотрясалось все тело. — Я не подписывала эти документы.

— Хватит уже врать, — мужчина резко усиливает фрикции, а я начинаю постанывать от боли. Внутри саднит, шея натерта ошейником, ноги подкашиваются. По щекам медленно катятся слезы, обжигая кожу, почти вспарывая ее. Их настолько много, что я буквально захлебываюсь.

В этот момент внезапно что-то меняется. Горецкий останавливается, замирает во мне. Дышит тяжело, надсадно. Ни с того ни с сего проводит рукой по моей щеке, вытирает слезы.

— Больно? — по голосу чувствую, что хмурится. Ему не нравится моя реакция. Мне она тоже не нравится, как и весь процесс, что со мной происходит.

Не отвечаю, молча продолжаю давиться слезами. И молюсь, чтобы эта пытка поскорее закончилась. Пытаюсь закрыться изнутри на все замочки, превратить себя в бесчувственное тело. Но и этого мне теперь не позволено.

— Не зажимайся ты так, — внезапно смягчается мужчина, поглаживая меня по спине, словно пытаясь успокоить. Но я лишь сильнее начинаю дрожать. Расслабишься тут, как же. — Порву же все к херам. И не реви, не хочу я насильником себя чувствовать.

А кто же ты? – так и хочется мне заорать, но я прикусываю себе язык, чтобы не нарваться на карательные меры. А то мало ли, что ему в голову взбредет. Лишь глубже втягиваю воздух и тут же морщусь от боли в несчастной шее.

— Сейчас, подожди, сниму, — тут же реагирует Горецкий, снимая с моей шеи кожаный обруч. Я инстинктивно дергаюсь в сторону, но вместо этого лишь глубже насаживаюсь на член и всхлипываю от ощущения наполненности и растянутости.

Хочу снова опуститься на стол, но мужчина не дает. Одной рукой он придерживает меня за шею, а второй начинает ласкать груди. Его пальцы сжимают упругие полушария, тискают, мнут. Губы слегка прикусывают тонкую кожицу на изгибе шеи.

И с удивлением я постепенно отмечаю, что мое тело начинает откликаться на эти варварские посягательства. Грудь наливается, тяжелеет, соски твердеют, превращаясь в твердые горошины. А когда мужские пальцы начинают их пощипывать, то по телу пробегают электрические снаряды, даря удовольствие. Ощущаю, как становится влажно внутри, как начинает омываться соками, находящийся во мне член.

— Вот так уже лучше, — довольно мурлычет мужчина и делает пробный толчок. Теперь его орудие скользит во мне без усилий и дискомфорт постепенно сходит на нет. Вместо него приходит странное удовольствие. Отчасти неправильное, извращенное, немного болезненное, но оно накатывает, захлестывая сознание бурными волнами.

Еще серия толчков, и из глубины моего естества начинают исходить предоргазменные позывы.

— Нравится так, крошка?

— Дааа, — мычу я, уже сама толкаясь навстречу пронзающему меня члену. Сладко-болезненные спазмы скручивают тело.