– Саш, а скажи мне честно… Тебе правда нравится то, что ты делаешь? Твой музыкальный проект…

– Я уже говорил много раз, что нравится.

– Ну, все меняется. Может, тебе было нужно самовыразиться. Может, у тебя был период такой…Ведь в жизни бывают моменты… Кто‑то начинает заниматься альпинизмом, кто‑то чем‑то еще…

– Ну, это разные вещи – музыка и альпинизм.

– Это я так, для примера… Просто, мне это кажется чем‑то таким… Я тебе говорила уже… Для грубой неотесанной молодежи, для пэтэушников…

– Мало ли, что может казаться? Вон ты вообще слушаешь техно, и я тебя никогда насчет этого не стебал.

– А что здесь такого? Вся молодежь слушает техно. Хорошая танцевальная музыка.

– Именно так – «вся молодежь». И ты тоже хочешь, как все?

– Да нет, ничего я не хочу. Но если мне нравится…

– Вот и мне моя музыка нравится.

– А мне – моя.

– Твое техно – развлекательная жвачка для людей с тупыми мозгами. Для тех, кому на все наплевать, кому не хочется думать.

– Музыка вся развлекательная. Это такой же продукт, как сникерс или кола. Не надо только говорить, что у рока или у панка есть глубокий смысл.

– У некоторых групп он есть.

– Ну и у техно – групп тоже.

– Ладно, с тобой бесполезно спорить.

– И с тобой тоже.

– Давайте, значится, передохнем, – говорит Глеб.

Он снимает бас – гитару, ставит на подставку. Леха продолжает что‑то настукивать.

– Перестань молотить! – кричит Глеб. – И так уши заложило. База какая‑то левая, бас вообще не звучит.

– Да ладно, не так уж и плохо, – говорю я.

Леха вылезает из‑за барабанов, подходит к окну. За желтыми деревьями – соседний дом и кусок улицы. Я окручиваю крышку у бутылки воды, делаю долгий глоток. Глеб протягивает руку, я даю ему воду. Леха подходит к столу в углу, выдвигает ящик, сует в него руку, достает бутылку без этикетки. В ней – немного прозрачной жидкости. Леха поворачивается к нам, улыбается.

– Коллеги, кто‑нибудь желает присоединиться?

– Нет, спасибо, – говорю я. – И тебе не советую тоже. Мало ли, что там внутри?

Леха откручивает крышку, нюхает.

– По моим ощущениям, вроде, водочка…

– А если нет?

– Ты меня обижаешь, Александр. Этот напиток я всегда определю по запаху.

Леха пьет, высоко закинув бутылку, проливает на стол. Он морщится, улыбается, кладет бутылку на место.

– Ладно, давайте играть, – говорю я. – Время тикает.

Анатолий заходит в комнату.

– Все, ребята, осталось пять минут. Следующая группа ждет… А что за запах такой, а?

– Наверно, водкой пахнет, – улыбаясь, говорит Леха.

– Какой еще водкой? Что за шутки такие?

– Ну, у вас там, вроде, была…

Анатолий подходит к столу, выдвигает ящик, достает пустую бутылку, смотрит на Леху.

– И ты что, ее выпил?

Леха кивает.

– Ты что, блядь, охуел? По чужим столам лазишь? Ты что, не понимаешь, что ты здесь в гостях? Ты пришел ко мне в гости, можно сказать, и ты лазил здесь, как какой‑нибудь бомж… А если б там была бутылка коньяка? «Хенесси», блядь, какого‑нибудь, ты бы тоже все выжрал? Нет, это просто пиздец, маты сами сыплются с языка – так ты меня удивил. Я просто охуеваю… Вы, блядь, какие‑то ебанутые все – поколение «икс», поколение «игрек», хуй знает что. У нас такого не было никогда – тоже ведь музыканты, и покруче, чем сейчас. Я в «Землянах» играл на ударных. Приезжаем в какой‑нибудь город – гастроль десять дней. И каждый день – дворец спорта, причем полный всегда, под завязку. И чтобы кто‑нибудь водку там спиздил, такого не было, быть не могло…

По фойе дома культуры бегают девочки лет по десять в балетных пачках. Мы проходим мимо них, стараясь не ударить инструментами, выходим на крыльцо.