Теперь мы неслись так быстро, что я едва держалась на крупе, и была вынуждена прильнуть к Губерту. Судя по довольному смешку, он не имел ничего против.

Грунтовая колея сменилась вымощенной плиткой подъездной дорогой. Пока я болталась, как тряпичная кукла, успела заметить, что серый камень растрескался от времени, на стыках плит зеленела трава, а некоторые отсутствовали вовсе.

— Стоооой! — зычный бас прозвучал прямо над ухом.

Он с силой натянул поводья, и лошадь, фыркнув, остановилась. Меня вновь тряхнуло, но грязная ручища Губерта не дала упасть.

Я подняла голову. Перед нами устремлялась вверх стрельчатая арка, отгороженная от внешнего мира железной решеткой. По ту сторону находился внутренний двор, но разглядеть его не получалось – только стены из серого камня, арочная галерея на первом этаже и одинаковые квадратные окна на втором.

Раздался скрежет, и решетка натужно поехала вверх. Судя по тому, что никто из троицы не возвестил о прибытии, нас увидели дозорные. Значит, замок охраняется. Собственно, что здесь удивительного? Я вспомнила, как новые знакомые упоминали какое-то имя. Мортен? Или Мортис? А меня приняли за его шпионку. Стало быть, им есть, кого опасаться.

Ворота, наконец, поднялись. Губерт мягко пришпорил лошадь, и мы въехали в арку.

Несмотря на весь ужас и абсурд моего положения, я мало что не присвистнула. Это было самое настоящее средневековое подворье: каменные и деревянные хозяйственные постройки, огороженные низкой изгородью загоны для мелкого скота, какие-то амбары… Но главное – люди, а, точнее, их внешний вид. Возле деревянного навеса копошились две женщины средних лет. Одеты они были в одинаковые темные платья в пол, подпоясаны грязными фартуками, а их волосы скрывали чепцы. Чем-то отдаленно напоминающим современные вилы, женщины цепляли сено и кидали его на телегу. Чуть поодаль колол дрова мужчина, одетый не менее странно: в старомодную льняную рубаху, жилет из овчины и грубые штаны, заправленные в сапоги.

По другую сторону, возле деревянного корыта, сидела молоденькая девица и, пыхтя от усердия, стирала белье. Она выдохнула, утерла лоб мокрой рукой, заметила нас и тотчас забыла про стирку. Увы, не она одна.

Стихли звуки, умолкли разговоры. Немногочисленные обитатели двора оставили свои дела и уставились на нас. Точнее, на меня. Откровенной враждебности в их лицах я не увидела, но смотрели они настороженно. Однако, вопросов не задавали и держались на расстоянии. Скорее всего, здешняя челядь, решила я.

— Возвращайтесь, к работе, — приказала Лаисса.

Слуги нехотя закопошились, продолжая исподтишка кидать в мою сторону недоверчивые и одновременно любопытные взгляды.

Губерт остановил лошадь, спешился.

— Прыгай, цыпа, — он протянул ко мне руки и нахально улыбнулся, демонстрируя отсутствие переднего зуба.

Я прыгнула в его объятия – выбор у меня был невелик.

Стоило оказаться на земле, как вестибулярный аппарат помахал ручкой – голова закружилась, колени подогнулись. Каким-то чудом я устояла на ногах, хотя и пошатнулась. Наверное, именно в тот момент я поверила, что все происходящее – не фантазия страдающего от нехватки кислорода мозга, а новая странная реальность. Слишком уж настоящими были физические ощущения. Я чувствовала себя живой, но очень, очень уставшей. И больной.

— Дайте ей воды, — скомандовала Лаисса.

Ее голос долетал словно сквозь какой-то вакуум – противный тоненький звон заглушал его. Я мотнула головой. В глазах потемнело. «Надеюсь, это обморок», вяло проплыло в гаснущем сознании. «Умирать второй раз за день было бы глупо». А потом кто-то выключил свет.