Его дружки снова разразились хохотом, услышав его отвратительную «шутку».

— Дарвиш, хватит возиться с ней. Хватай ее и вези на помост. Все жаждут зрелища! — крикнул второй конвоир.

Этот самый Дарвиш, посмотрел на меня исподлобья, как-то кровожадно ухмыльнулся и угрожающе похлопал меч о рукояти.

— Я сказал на выход!

На секунду я засомневалась, но этого хватило, чтобы мужчина решительно схватил цепи, которыми я была прикована к повозке и выволок наружу. От его грубых, агрессивных действий кандалы впились в мою плоть, оставляя болезненные синяки и я заметила, как на запястьях проступили багровые капли крови.

При виде нас люди расступались, давая возможность пройти. Со всех сторон были слышны крики возбужденной толпы, но сконцентрироваться на них не получалось, они звучали фоном. В то время как, кандалы, висящие у меня на шее и руках, позвякивали при каждом шаге, и этот звук отдавался в голове оглушающими ударами и зловещим предзнаменованием, заставляя все мое тело содрогаться.

И едва мы ступили на помост, как второй конвоир, что шел сзади толкнул меня в спину с такой силой, что мне больше не нужно было переставлять ноги. Запутавшись в складках собственного платья, я полетела вперед и врезалась об урода с каштановыми волосами. Он выругался и тоже посчитал нужным толкнуть меня подальше от себя, мол: «Мерзкая дрянь, не смей касаться меня».

И вот теперь, в ободранном, грязном платье, я лежу у ног этого ублюдка, — возомнившим себя человеком, — не в силах даже пошевелить пальцем. В очередной раз конвоир одаривает меня своей мерзкой ухмылкой, разворачивается и ступает прочь.

В ушах зазвенело, перед глазами все вновь поплыло, а шум толпы, наконец, стих. Лишь тиканье часов раздавалось в голове, сводя меня с ума. Напоминая, что время моей смерти неумолимо близиться.

Тик так…

Я слышу, как кто-то поднимается на эшафот, медленно надвигаясь на меня. Стоявший позади рыцарь резко хватает меня за волосы, заставляя встать на колени и прижимает щекой к влажной от дождя дубовой плахе, приставив к моему горлу длинный узкий кинжал. Он что-то говорит, но слов не разобрать, сливаясь воедино, они превращаются в неразборчивый гул. Его руки дрожат из-за чего острое лезвие царапает нежную кожу шеи.

Чувствую, как теплая струя крови потекла по груди. Я делаю судорожный то ли вдох, то ли всхлип и прикрываю глаза, чтобы снова не лишиться чувств.

Тем временем незнакомец продолжал наступать — должно быть это тот самый палач, от рук которого я лишусь головы, — а сердце, каждый раз, болезненно сжималось, когда мой персональный дьявол ступал по деревянному помосту.

Тик так… — вновь пронеслось в голове и вот я вижу носки его начищенных до блеска сапог, заметив на одной алую каплю. Не трудно было догадаться что это. И от подобных мыслей мне отнюдь легче не становилось.

Мне не приходится сопротивляться или вырываться, у меня вообще сил ни на что не было. Да и есть ли смысл, когда я в шаге от неминуемой смерти? Однако проходит секунда и я чувствую, как хватка воина слабеет, краем глаза заметив, как он с глухим стуком рухнул на пол растянувшись во всю длину.

Медленно, поднимаю голову, устремив взгляд на незнакомца. Как назло, в глаза бьет яркий солнечный свет, от чего я не могу разглядеть лицо мужчины.

Мгновение и яркое солнце заслоняют тяжелые кучевые облака, небо темнеет, обретает мрачный оттенок. Сверкает молния, сначала глухая, а потом усиливающиеся раскаты грома сотрясают воздух, начинается ливень.

Тик… — слышу, как яростно бьют стрелки часов, неумолимо приближаясь к началу конца…