Но все это меркло перед тем восторгом, который меня захлестнул, когда я обнаружила купальню. Это не какой-то мрачный закуток с деревянной кадкой посередине и такими щелями в окнах, что холод беспрепятственного гуляет по полу — здесь было светло и уютно. Пол и стены выложены бежевой плитной, на столике рядом с большой ванной ряды цветных баночек и бутылочек, а на этажерке возле лавки для переодевания — стопки белых мягких полотенец.

— Мария! — раздался оклик из большой комнаты. — Ты где?

— Здесь! — я поспешила навстречу Марене.

Она запыхалась от подъема по лестнице, и теперь стояла, обмахивая ладонью побагровевшее лицо.

— Ну и забралась ты, девочка. Я уже не в том возрасте, чтобы скакать по лестницам.

— Простите…

— Не извиняйся, — она беспечно отмахнулась, — старая Марена просто любит поворчать. Я тебе вещи принесла. Надеюсь, глазомер еще в порядке, и я не прогадала с размером.

Она указала на мешок, стоящий у стенки.

— Я не стала подбирать тебе бальные платья и туфельки. Все равно завтра вы уедете, а в дороге от всех этих бантиков и финтифлюшек толку не будет. Поэтому принесла белье, сорочку, платье на сегодня, легкие сандалии и походный костюм. Была у нас одна любительница охоты. Вот от нее это и осталось. И костюм, и сапожки, и плащ. До столицы доедешь, а там уж тебя обеспечат всем, чем надо.

— Спасибо.

Я покрутила в руках сапоги. Практически новые, высокие — почти до колена, из мягкой коричневой кожи, на шнуровке. В таких будет удобно в долгих переходах и на природе. Однозначно лучше, чем в туфельках.

— Обед принесут через полчаса. Раньше подавали внизу, а теперь приходится из общей кухни носить. Сама понимаешь, ситуация сейчас такая, что не до изысков…

Какие изыски? Я уже три дня питаюсь подножным кормом, вяленым мясом и дождевой водой! Для меня кусок свежего хлеба — уже деликатес.

— Отдыхай. — Старуха направилась к выходу, но, пройдя несколько шагов, остановилась, хлопнула себя по лбу: — Забыла совсем. Ты же потрёпанная, как перезрелая груша. Места живого, наверное, нет.

Она порылась в глубоком кармане и достала розовую баночку.

— Вот. Помогает небольшие ссадины и порезы заживить. Две ложки бросишь в горячую воду. А вот этим, — достала еще одну баночку, от которой даже сквозь крышку шел резкий запах трав, — смажешь после мытья те места, где особенно сильно болит. С утра будешь как новенькая. Поняла?

— Да, — сказала я, покорно забирая баночки, — еще раз спасибо. А как мне найти…

— Не переживай, он знает, где ты остановилась — сам найдет, как освободится.

Я не стала задавать лишних вопросов. Еще раз поблагодарила, закрыла за ней дверь и пошла в купальню.

Пока я общалась с Мареной, воды набралось почти до самых краев. Памятуя о совете старухи, я добавила в воду снадобье из розовой банки — в помещении тут же запахло горными цветами и морским бризом.

Старое платье свое отслужило. Я без сожаления разрезала шнуровку на груди — она все равно спуталась так, что не разберешь, — стащила через голову жалкие лохмотья и бросила их в корзину. Туда же отправились нижние юбки, больше похожие на рваные портянки, и грубое белье.

Аккуратно, чтобы не поскользнуться, забралась в ванну, немного постояла, дожидаясь, когда кожа привыкнет к горячему, и медленно опустилась по самые уши, утонув в благоухающей пене.

Все царапины, ссадины и порезы, которые я получила за время скитаний по этому миру, тут же начало печь. Старуха сказала, что отвар помогает заживить раны, и я ей верила, поэтому терпела, лишь изредка морщась и шипя.