— Мне заплатили.

— Ого, — чёрные брови взлетели вверх. — Очко в твою пользу. Удивила.

— Я… мне… у меня сложные жизненные обстоятельства. Очень… сложные. Вот я и согласилась! Со мной связались, анонимно. Попросили достать бумаги. Объяснили, как. Вот про панель на ящике рассказали и… и как пройти сюда — тоже.

— Так ты, может, и о том, что крадёшь, не догадывалась?

— Догадывалась, — продолжала играть в дурочку я. — Но я просто… я не стала лишних вопросов з-задавать. Мне просто сказали, что и откуда взять. И что они со мной свяжутся. И что… заплатят.

Разумовский изучал меня с бесстрастностью академика, наткнувшегося на прелюбопытный экземпляр:

— Кем работаешь?

— Я… д-да так… пишу всякое… для одного глянца.

Не соврала. Я действительно работала в подобном журнале, сразу же после выпуска из универа, но через год оттуда сбежала — не прижилась в дружном женском коллективе.

— Так мой взломщик — репортёрша из глянца? — Разумовский потёр щёку, на которой обозначилась лёгкая небритость. — Позор какой-то. Кому расскажи — засмеют.

Он выглядел собранным и спокойным. Не злился, не нервничал и вёл едва ли не светский разговор. Может, нам таки удастся договориться?

— Но совсем друге дело те, кто тебя сюда отрядил. Эти ребята неплохо осведомлены, верно? График уборки, документы и даже механизм в ящиках стола. Впечатляет. Слушай, я хочу с ними поговорить.

Эта обыденность тона зазвучала максимально обманчиво.

— Я… у меня нет… они сами. Сами звонят. Номер скрыт. Я никогда с ними не связывалась.

— А бумаги как передавать собиралась?

— Сказали, мне сообщат время и место.

— Разумно.

— Я… знаете, я, может, пойду? — меня начинало трясти от напряжения. Устоять на месте становилось непосильной задачей. — Всё ведь на месте. Я… я ничего не взяла. И… ничем вам помочь не могу. Я ничего, вот поверьте, ничего не знаю.

— Предлагаешь тебя отпустить? — как бы на всякий случай уточнил Разумовский.

Я закивала, переминаясь с ноги на ногу и готовясь прорываться из кабинета силой.

— Ну… раз ты ничего не взяла…

— Ничего! Клянусь! Вот, можете сумочку мою обыскать!

— Разве только в сумочку можно что-нибудь спрятать? — он прошёлся по мне задумчивым взглядом. — Боюсь, придётся тебя обыскать.

Жар опалил мои щёки.

— Сам я этим заниматься не буду, — усмехнулся он, увидев шок на моём лице. — Поручу это моим охранникам. И понаблюдаю.

От этих диких полунамёков мне вдруг сделалось дурно.

— Послушайте…

— Нет, это ты послушай, — оборвал он меня. И я поняла — шутки кончились.

Разумовский поднялся из кресла, выпрямился во весь свой внушительный рост:

— Ты попалась, Саша. Имей смелость это признать. Смелости залезть ко мне в дом тебе же хватило.

Низкий голос отдавался в моих ушах похоронным колоколом.

— Вы меня не отпустите, — прошептала я.

— Не отпущу, — покачал он головой, в тусклом свете ламп его волосы переливались иссиня-чёрным. — У любого такого поступка должна быть цена. Даже если его совершает милая девочка Саша.

— Ч-что за цена?..

Меньше всего я хотела услышать ответ.

— Как минимум… — он будто на секунду задумался, а после прищурился и продолжил, — как минимум исправительные работы.

— И… и что это значит? Вы меня… силой на себя работать заставите?

— Либо так, либо тюрьма, — сейчас Разумовский смотрел на меня зверем. — Там на меня работать тебе не придётся.

— Это… — у меня дар речи пропал, — это разве альтернатива?

«Зверь» пожал широченными плечами:

— И там, и там несвобода. Вопрос только в том, какую несвободу выберешь ты?

3. Глава 3

Выбирать… и как же тут можно было выбирать?

Да и вообще, имела ли я право выбирать что-то ещё, кроме очевидного варианта не попасть за решётку?