Проходя мимо, не удержалась и все-таки взъерошила идеально уложенные волосы, и на этот раз сын меня не остановил.
— Не ходи, — вдруг сказал он одними губами. — Вернемся к гостям, отец к нам присоединится, как закончит дела.
— Иди, мам, — из темноты коридора выплыла дочь.
Тоненькая, как церковная свечка, золотоволосая, с дерзким взглядом из-под ресниц. Ей было только шестнадцать, а на нее уже многие заглядывались.
Дети вели себя сегодня странно.
Не скажу, что мы часто дурачились и шутили последние… несколько дней? Недель? Или прошло уже больше времени? Но сегодня они и правда вели себя странно.
— Возвращайтесь к гостям, Дан, Дафна, а я поднимусь к отцу, и мы скоро спустимся.
Я легко взбежала по боком скрытой лестнице на спальный этаж, когда услышала расстроенный голос Дана:
— Зачем ты…
— Ни за чем, — жестко отрезала Дафна. — Она и так узнает. Уж пусть лучше так. А ты всегда был трусом, мамочкин подъюбник.
Даф в детстве часто дразнила нежного Дана подъюбником, который прятался от ее злых шуток за моей спиной. Мне казалось мы вылечились от ее вредности. И вот опять.
Наверняка приготовили мне с отцом какой-нибудь сюрприз. В юности Берну нравились всякие розыгрыши, довольно глупые, впрочем. Хотя в наших отношениях наступило такое уютное болото, что я и от глупой шутки бы не отказалась.
Прошла по полутемному коридору, обесточенному ради нижней залы для гостей и уже положила пальцы на дверную ручку. А после услышала что-то вроде возни. Или ерзанья. Глухое бормотание и хрипловатый женский смешок.
В кабинете Берна.
5. 1.5 Ночной бал
Темнота словно сгустилась, сжалась до размеров невидимой пули, вошедшей в сердце, стихли веселые голоса гостей, стук каблуков по натертому паркету, погасли огни. Мир сосредоточился на круглой шляпке дверной ручки.
Наверное, у каждой женщины на земле есть выбор, даже такой элементарный, как открывать или не открывать дверь. Но передо мной он не стоял.
Я бы все равно открыла, все равно вошла, все равно принудила бы себя сжать губы и запретить кричать. Кричать все равно было поздно.
Берн не останавливаясь, словно не мог насытиться, целовал одну из высокорожденных. Яркую, как бабочка златокрылка, пылающую юной драконьей силой и таким же высокомерием. Она подставлялась под поцелуи с наслаждением подсолнуха, заполучившего в единоличное пользование целое солнце.
В глазах потемнело.
Автоматически схватилась за угловой кофейный столик, с которого с грохотом рухнула одна из расписных ваз. Любовники, осваивающие письменный стол, резко вздрогнули и дружно повернулись.
— Риш… — хрипло сказал Берн. Карие глаза наполнились темнотой. — Прошу, не сейчас. Не устраивай скандал.
— Не устраивай скандал? — повторила с беспомощностью попугая.
Муж резко выпрямился и сжал кулаки, приняв знакомую позу нападения. Он агрессивно реагировал на каждого, кто посягал на его благополучие.
Но еще никогда не реагировал так на меня.
— Не надо было заходить без стука, — сказал он зло. — У меня могут быть важные дела, я могу заключать чертовые важные контракты!
Драконица, подобная оживший статуэтке древней богини, изящно, но без всякого стеснения одернула платье на бедрах. Ее темный взгляд скользнул по мне с равнодушием человека, который увидел таракана, но не собирается визжать. Ведь рядом с ней отважный влюбленный рыцарь, который ее спасет. От насекомого.
С грацией языческой богини проплыла мимо, бросив бесстрастный взгляд сверху вниз.
Подобно всем драконицам она была выше меня на голову.
Меня окатило кислым запахом фрезий. Насколько я помнила, эти духи завезли из страны Ний всего пару недель назад и те стоили около сотни золотых за флакон. Целое состояние. Наш уютный трехэтажный дом стоил две тысячи.