Внимания мы привлекли много. Закоренелый холостяк, лакомый кусочек для дам от восемнадцати до сорока пяти привёз неизвестную русскую, не состоящую в золотом бомонде. Ставки неинтересны. Есть жирная прослойка, не допускающая пролетающих мимо птиц, и есть мы, не страдающие от невнимания публики. Посмотрев на эту великосветскую шоблу, понимаю, почему Дарья не ведёт публичный образ жизни. Всё настолько пропитано ядом, что от клыков, скрывающихся за улыбками, стекают разъедающие воздух капли.

Нет. Я, конечно, понимала, что вести какое-то общение с этими снобами, продающими себя за рейтинг и шестизначные нули на счёте, придётся. Как не плачевно, Лар вышел из того же гнезда. Только сложно было поверить и в его продажность. Он был особенным, не обросшим всем этим дерьмом. Жёстким, расчётливым, принципиальным, но не склизким, не подлым, не паскудным. Только поэтому я сопровождаю его по тусовкам, поддерживающим его статус и положение, только поэтому открыто улыбаюсь на камеры, прижимаясь к нему.

Выходные на яхте оказываются приятным бонусом к отпуску. Да что бонусом? Крышесносным сюрпризом, от которого хочется запрыгивать на Ларри, как маленькой девочке, прыгать, визжать и хлопать в ладоши. Первое погружение на дно в сопровождении любимого мужчины, сравнимо с первым сексом с ним. Возбуждающе от ожидания, захватывающе от неизвестности, трепетно от познания. Долго нырять Лар не разрешает, беспокоясь о моём переохлаждении.

То ли я перекупалась, то ли меня накрыла морская болезнь, но вечернее недомогание перерастает ночью в кошмар. Меня трясёт от жара, выворачивает наизнанку, мутит от малейшего движения, скручивает спазмами желудок до почернения в глазах. Господи, как же мне хреново. Смущает присутствие Ларри в процессе обнимания с ведром. Вот что–что, а блевать на виду у мужчины, перед которым хочется быть всегда красивой, не комильфо. Только сбежать некуда, разве за борт вывалиться.

Засыпаю под утро, измотанная, ослабшая, потерявшаяся в реальности. Из серого марева каюты переплываю в плотную вязкость сна, положив голову на грудь Лара. Сквозь морок чувствую его успокаивающие поглаживания по спине, заботливые объятия и невесомые поцелуи в макушку. Если бы не было так погано, ответила бы ему, прижавшись сильнее, пройдясь губами по обнажённой коже. Сейчас я окончательно осознаю, что этот мужчина мой. Весь, полностью, без остатка. Стыд накрывает за сорванные выходные, за беспокойство, за суету.

Не поняла, когда возвращаемся домой. В сознание прихожу урывками, как будто всплываю из глубины, делаю короткий вдох и снова погружаюсь в толщу воды, касаясь грудью давящего дна. Окончательно прихожу в чувства, находясь на кровати в окружении ставших родными за месяц стен. На стуле сидит мужчина, сосредоточенно измеряет мне давление, в ногах стоит Лар, беспокойно бегает глазами от меня к, наверное, врачу. Следом за тонометром идёт градусник и укол в плечо.

- Не беспокойтесь, мисс Даяна, - тепло произносит, наверное, врач. – Это успокоительное. В Вашем положении абсолютно безвредно. Меня, кстати, Микаэл Ральти зовут. Я доктор.

Из всего сказанного доктором, мой мозг ухватился только за фразу: «в Вашем положении абсолютно безвредно».

- В каком положении? – забываю английский, переходя на родной, пока нематерный.

Микаэл замирает, переводя растерянный взгляд на Ларри в ожидании перевода. Как можно не знать великий, могучий, русский язык. Отстой. После перевода расплывается в улыбке.

- Как в каком? В самом что ни на есть интересном. Я, конечно, могу ошибаться, и тесты с анализами будут точнее, но, основываясь на опыте, уверен на девяносто девять процентов, что Вы беременна. Срок небольшой, но такой ранний и сильный токсикоз меня беспокоит. Пришлю к Вам медсестру, - обращается к Ларри. – Она возьмёт необходимые анализы. С результатами жду к себе.