– Мы вообще думать не любим, – подхватил Зверобой со своего башмака. – Это дело для слабаков и взрослых.
– Тот,кто их мастерит, очевидно, хочет, чтобы мы добрались домой, – объяснила Астинома. – Иначе, как ещё ты объяснишь, почему они появляются ровно тогда, когда нужны нам? И только нам. К примеру, солдат Фафнира они не переносят.
– Тс! – шикнул Зверобой. – Не произноси его имя, глупая!
– А ты не называй её глупой! – вспыхнул Одиссей.
– Всё в порядке, – бросила Астинома. – Он меня не любит, потому что все сбросили башмаки, а я – нет.
– Вовсе нет! Просто имя его не произноси, делов-то! Называй хотя бы розовым принцем. Одна ты постоянно игнорируешь это правило.
Грозовым голосом Зверобой разбудил спящее море. Его сильная рука взметнулась в воздух, и прямо у ног Одиссея гулко приземлился буковый меч в ножнах. Маленький и деревянный, но остро выструганный, тот имел наконечник кола, что свободно кружился в мешковине и легко кольнул через неё Одиссея по пальцу. Он принял меч и поднял голову.
– Мы будем сражаться?
– Мы всегда сражаемся, – крикнул Зверобой. – Только не сразу понимаем, что находимся на поле битвы.
– А что за розовый принц? – спросил Одиссей, протягивая Астиноме свою руку, желая помочь ей взобраться на борт. Но девчонка оттолкнула кисть и ловко вскочила в исписанную акварелью туфельку. Удивительно, как краски, омываемые соленой водой, не сошли. Одиссей вовсе не обиделся и неуклюже полез за ней следом. – И почему ты в башмаках?
– Видишь ли, я не могу их снять. До чего же они тяжёлые!
Астинома уселась на стельку у самой пятки и повертела аккуратными ножками. Фаянсовые туфельки мерцали в ночи перламутром, вдоль боков ажурно тянулись фиолетовые цветы шалфея. Увесистые, с широким носком и крепким каблуком, они оказались стянуты широкими ремешками на стопах. Одиссей заметил, что скреплялись эти самые ремешки тяжёлой скважиной у наружной лодыжки. Всё это время Астинома с незримой печалью в глазах следила за ним. Он это заметил.
По одному стали отбывать от берега маленькие суда с подошвой. Ряды их стали неровными, редели у одних краёв и густели у других. Кто-то рассекал море так близко друг к другу, что приноровился даже беседовать через борт. Иные ребята – те, что ушли далеко вперёд, – весело размахивали руками и улюлюкали сточенному месяцу. В башмачок к Астиноме и Одиссею уселся захирелого вида мальчишка с копной ржаных волос. Лицо его казалось невинным и извечно тревожным. А кротким голосом он представился как Иниго Монтойя – второй ребёнок в царстве, у которого имелся отец.
– Раз есть замок, то должен быть и ключ, – заключил Одиссей, не обращая на третьего пассажира никакого внимания.
– Он и есть, – ответила Астинома и криво улыбнулась.
– А что будет, когда ты снимешь эти туфли? – невозмутимо спросил Одиссей. Теперь он был полон решимости вернуть ей ключик во что бы то ни стало.
– Я смогу улететь с ребятами. Все они ждут меня одну.
– Моби Дик тоже не сможет полететь с нами, – заметил Иниго.
– Но он поплывёт. А я полечу.
– Нет! – с досадой крикнул Одиссей. – Куда же ты улетишь? Я ведь только нашёл тебя!
– А ты искал? – улыбнулась Астинома. – Не меня ли ты случаем собрался возвращать домой? Ах, сейчас тебе не следует думать о всяких глупостях. Не смотри на меня. Гляди вокруг!
Небосвод затянуло синим покрывалом, однако звёзды принялись озарять путь ещё ярче. Одиссей мог углядеть, как те буквально светились маяками в водовороте едва отличимых облаков, что особенно густо кружили вокруг луны в формах нарвала каждый. Одно из них даже издало грудное пение кита. Ему вторили остальные.