Его тьмой.

Нашей.

Одной на двоих.

Полковник...

Никогда еще я так остро не ощущала его присутствие. Его запах. Дыхание. Пульс.

Кажется, они звучат во мне. Громко. На разрыв.

И я ничего не могу с этим поделать.

Столько противоречивых чувств в отношении одного мужчины. Единственного. Такого родного и чужого.

Они захлестывают, душат, доводят до исступления. Убивают.

Мне бы сорваться, запихать воспоминания в одно место и броситься к ним. Схватить своего ангела, прижать к груди и...

Но не выходит. Парализованное тело отказывается слушать.

А глаза все смотрят... Жадно. Безостановочно. С безумным больным наслаждением, разрывающим на куски. Словно пытаются запечатлеть этот миг, запомнить каждую деталь.

Два человека - взрослый и совсем крошка. Огромный сильный мужчина и маленькая светлая девочка.

Так близко и так далеко.

Отец и дочь.

Две половинки моего сердца...

Секунды тянутся бесконечно долго. Как если бы само Время сжалилось над моей малышкой и замерло, исполняя давнюю детскую мечту. Мне кажется, что проходит целая вечность, прежде чем колючий взгляд Полковника врезается в меня на полном ходу.

Глаза цвета зимнего неба. Холодные. Обжигающие даже на расстоянии. Те самые, что преследуют меня по ночам.

Чернота сгущается.

Ночь, которая еще недавно казалась мне волшебной, оборачивается адом. Распахивает предо мной свои двери, зазывая, обещая новые страдания.

Сердце почти останавливается. Гулко, медленно, через раз сжимается в груди, с трудом перекачивая моментально заледеневшую кровь. Все вокруг меркнет и единственное световое пятно в поле зрения - обладатель серо-голубых глаз.

– Мамочка, смотри, это тот дядя, который спас нас от Дракона!

Голос дочери бьет по ушам, вмиг разгоняя наваждение.

Оцепенение отпускает. Мне даже удается разжать окоченевшие пальцы.

– Ну здравствуй, Варя Денисова... Или будет правильнее сказать Гордеева? Ты ведь теперь богатая вдова, если мне не изменяет память.

От глубокого голоса мурашки разбегаются по коже. Интонация ранит похлеще ножа. Бьет по больному, ковыряет едва затянувшийся шрам.

Я уже начала забывать, каково это, когда тебя ни во что не ставят. Полковник напомнил. Я кожей почувствовала, как по мне полоснули его эмоции. Ярость. Злость. Ненависть. Почему? Разве я сделала ему что-то плохое?

Отказалась? Предала? Бросила на произвол судьбы?

Нет!

Сто, тысяча раз нет!

Это он от нас отказался.

Он и только он!

И то, что наши пути вновь пересеклись - не моя вина! Будь моя воля, я бы его на пушечный выстрел не подпустила к дочери! Не достоин. Человек, который вычеркнул из жизни от собственного ребенка не смеет смотреть на меня такими глазами!

Как не странно, злость придает сил. Питает обмякшие мышцы, дает невидимый толчок к действиям.

Сжав кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу, я заставляю себя улыбнуться. Натягиваю на лицо маску под стать его собственной и, едва чувствуя под собой землю, неровным шагом иду к дочери.

– Денисова, – внезапно осипший голос предательски дрожит, заставляя ненавидеть себя за слабость.

Обняв Юлю, притягиваю к себе и продолжаю чуть увереннее:

– Мне больше нравится моя фамилия.

Словно в замедленной съемке, слежу, как он медленно поднимается, возвышаясь над нами огромной скалой. Мрачной и такой же непробиваемой, как камень.

А ведь когда-то я считала тебя своим героем...

– Нам надо поговорить.

Хриплый голос как выстрел в лоб. Без шанса на спасение.

Невольно вздрагиваю. Его интонация напоминает мне о другом монстре. Мышцы сводит болезненный спазм.

Воображение рисует картинки того, что обычно следует за этими словами...