– Минус один, – хладнокровно прокомментировал я.

– Да я бы их всех… – выдавил Годунов. – Как тараканов!

– Выведем, Ваня, выведем…

По дороге к немецкому НП мы никого не встретили, а скрюченные тела «истинных арийцев» валялись в тупичках или в вынесенных ячейках. Их смерти меня нисколько не трогали. Напротив, я испытывал злую радость, вспоминая о братской… детской могиле.

Сдохли? Так вам и надо. Мы вас сюда не звали!

…Бойцы собирали трофейное оружие, разворачивали немецкие пушки и пулеметы в обратную сторону, набивали ленты, прочищали затворы от нагара, подтаскивали поближе ящики с боеприпасами – и жевали на ходу трофейные гостинцы.

Обживались на новом месте.

Саперы Косенчука уползли на разминирование – для подсветки мы врубили немецкий прожектор. А красноармейцу Фадееву я вручил донесение и отправил к комполка – без подкрепления нам не продержаться.

Опустившись на корточки, я посидел немного, просто чтобы согнуть ноги. Набегался. Хотя как раз об усталости думалось меньше всего. Победа! Вот что грело душу!

Первая настоящая победа – и моя личная, и всей роты. Даже уверять не стану, будто чуял себя храбрецом-удальцом. Куда там… Страшно было. Тревожно. Ведь мы, как гвоздь, засели в крепкой обороне немцев, а они тут вокруг! Закрепились и вширь по фронту, и на глубину в десятки километров! У Моделя «всё схвачено».

Но правду говорят: нет такой крепости, которую не взять русскому солдату! И еще я скручивал в себе спесивые мыслишки о том, что вся слава должна достаться мне одному. «Экстраскунсу».

Провел бойцов через минное поле? Молодец. А зачищал кто? Ты? Нет, твои товарищи по оружию. Однополчане.

Даже то, что мы до сих пор живы – заслуга не твоя, а ночной тьмы. У границ захваченного плацдарма я выставил дозорных в немецкой форме. Один лишь раз на бравого Трошкина вышел сонный фельдфебель. Буркнул: «Гут…» – и убрел досыпать. Но летние ночи коротки…

Нервничая, я слопал пару долек «панцершоколада» – и понял, что жую наркотик. Голова ясная, тело бодрое, энергии полно, хоть батарейки от меня заряжай. Первитин – так зовется разудалая храбрость фрицев, весело скалящихся в объективы фронтовых хроникеров.

Развязные, бесшабашные, наглые, они не ведали страха, глотнув пару «волшебных» таблеток. Прикинув, я подкормил метамфетаминовым зельем своих – один раз можно, а ночка будет та еще…

…Воздух к утру посвежел, донося мирные запахи – росистой травы, ряски с близких стариц, влажной листвы, тронутой туманом. Но вниманием моим все чаще завладевал восток – небо в той стороне серело, предвещая скорый рассвет. Неужто придется уйти?..

– Товарищ Лушин? – Негромкий голос командира полка заставил меня вздрогнуть.

– Он самый! – ответил я не по уставу, но уж слишком велико было облегчение.

– Показывай свои владения, политрук!

В зыбком свете керосинового фонаря я разглядел подполковника и пару быстроглазых стрелков за его широкой спиной.

– Есть!

Натоптанной траншеей мы прошли к наблюдательному пункту, врытому в землю на вершине небольшого холма.

– Смотрите, товарищ командир, – сказал я негромко, – Полунино.

Село лежало невдалеке, тихое и спящее, смутно виднеясь в потемках. Лишь кое-где тлели огонечки фонарей или керосинок, нарушая светомаскировку. Впрочем, самолеты с красными звездами на крыльях редко сюда залетали, вот и ослабла хваленая прусская «дисциплинен».

– Каждый каменный дом или подвал – это ДОТ, товарищ подполковник, – негромко заговорил я, кивая на село. – Каждое деревянное строение, даже сарай или овин – ДЗОТ. На перекрестках зарыты танки, по самую башню. Село надо брать сейчас, пока немцы не ожидают нападения! Днем нас вычислят, и начнется… Сначала минами забросают, а потом «Юнкерсы» налетят!