Фельдфебель и обер-ефрейтор вздрогнули, откидываясь на стенку. Третий – лежачий – выронил кружку, расплескивая самогон, почти дотянулся до автомата… Но тут меня подстраховал Якуш – пуля остановила прыткого. Немец упал ничком, свешиваясь с кровати.

Четвертый по счету – штабсфельдфебель вроде бы – протрезвел и даже вскинул руки, но жест «сдаюсь» ему не помог – пленные мне ни к чему. Пуля отбросила унтера на лежак.

– Лапин! Годунов! Антаков! Белоконов! Вон носилки, перетаскайте тушки в тупик – и штабелем. Якуш! Бери двоих, разведай окрестности в сторону Полунино.

– Есть!

И тут затрезвонил телефон, холодно блестя черным бакелитом. Я замер. Не отвечать? Немцы не поймут. Забеспокоятся, набегут с проверкой…

Выдохнув, поднял трубку.

– Обер-фельдфебель Шульц? – донесся вкрадчивый баритон.

– Айн момент! – зажав телефон ладонью, я отчаянно прошипел: – Кто по-немецки шпрехает?

– Я, товарищ командир, – неуверенно отозвался Никитин, – немного…

– Яша, – твердо сказал я, – ты – обер-фельдфебель Шульц! На!

Красноармеец взял трубку, прочистил горло и выдал:

– Фельдвибель Шульц, фарен зи форт… – Кивая невидимому начальству и бледнея, Никитин вытянулся. – Йа! Йаволь!

– Мля-я… – восхищенно выдохнул Лапин, подхватывая носилки.

Отмахнувшись от него, рдеющий Яков доложил:

– Майор Хильперт приказал усилить посты!

– Поздно спохватились! – хохотнул Косенчук, собирая провизию. – Шоколад! Твою ж в бога, в душу мать…

– Товарищ командир!

Я резко обернулся, заслышав Пашкин голос.

– Старшина передал, что там артиллерийская позиция – четыре 15-сантиметровые гаубицы. Расчеты мы сняли… – Понизив голос, Ломов поведал: – Тёма немца заколол!

– С почином его! – криво усмехнулся я, забрасывая в угол унтерскую кепку. – И всех нас!

Ночь по-прежнему покрывала мир темнотой, а лунный свет больше мешал глазам видеть, нарезая ломаные тени. Ход небесных сфер был на нашей стороне – незримые, как демоны-убийцы, мы перебегали по траншеям, расходясь всё шире и дальше, шаг за шагом возвращая отобранную землю.

Немцы, конечно, сплоховали. Понадеялись на мины, а русские взяли да и обошли ВОПы! А я, признаюсь, растерялся. Тот самый шанс, который еще вчера числился в неосуществимых, легко и просто давался в руки. Я от него отмахивался, чтобы зря не мечтать, а он – вот же ж!

У нас получалось захватить плацдарм для штурма Полунино.

Нет, я, конечно, рассчитывал на успех ночного рейда, но надеялся, максимум, пошуметь. Устроить громкий тарарам – и уйти без потерь. Уйти! Ха!

Нас тут меньше взвода, а мы тихо, без шума и пыли, захватили три артиллерийские позиции с гаубицами «Kwk-18» и с зенитками «ахт-ахт», четыре ДЗОТа, пару ДОТов, склад боеприпасов… Что ж мне теперь, бросить все это? Щаз-з!

– Якуш! Ходанович! Будем закрепляться.

Сержант со старшиной ухмыльнулись дуэтом, и я не удержал на лице строгого выражения, тоже заулыбался.

– Часовых у землянок сняли, а куда дели?

– Да вон, где сортир у них, – Ходанович махнул рукой. – Самое место!

– А теперь… – Помедлив, я договорил: – Надо тихо вырезать солдатню.

– Пока сонные, – деловито кивнул Лев.

– Справимся, товарищ командир, – посерьезнел Якуш. – У меня Антаков – мастер! Часовых режет, как баранов, те даже не мекнут. И Вано… Тот, вообще!

– Тогда – вперед, – дал я отмашку, – а мы с Фадеевым и… и Годуновым прогуляемся к наблюдательному пункту.

Покинув блиндаж, окунулся в темноту – луна нагоняла смутный свет со спины, вытягивая шатучую тень.

– Товарищ командир… – подал голос Фадеев.

– Вижу, – остановился я.

Из землянки, ежась, выбрался немец, белея кальсонами да сорочкой. С хряском зевнув, он загрюкал сапожищами в направлении удобств. Семенил фриц забавно, но недолго – Вано Махарадзе вырос за его спиной, как ангел мести. Блеснула сталь, полоснув по горлу, и перерезала крик.