Курс на перевод крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства наметил XV съезд ВКП (б), состоявшийся в декабре 1927 г. Одновременно он выдвинул задачу «развивать дальше наступление на кулачество», приняв ряд мер, ограничивающих развитие капитализма в деревне и ведущих крестьянское хозяйство по направлению к социализму».

Печальную память оставила по себе политика наступления на кулачество главным образом потому, что в накаленной обстановке тех лет ярлык «кулака-буржуя» нередко навешивался на самостоятельного, крепкого, пусть и прижимистого хозяина-труженика, способного при нормальных условиях накормить не только себя, но и всю страну. Во многом произвольное нагнетание мер классового насилия над кулачеством резко усилилось с выходом в свет летом 1929 г. постановления «О нецелесообразности приема кулака в состав колхозов и необходимости систематической работы по очистке колхозов от кулацких элементов, пытающихся разлагать колхозы изнутри». Этим решением и без того уже подвергнутые экономическому и политическому остракизму многие зажиточные семьи были поставлены буквально в безвыходное положение, оказавшись лишенными будущего. При активной поддержке сельчан, таких как Игнашка Сопронов, чей собирательный образ талантливо воссоздал на страницах романа «Кануны» Василий Белов, была развязана кампания чистки колхозов от кулаков, причем само вступление последних в колхозы рассматривалось как уголовное деяние, а создаваемые с их участием коллективные хозяйства квалифицировались как лжеколхозы.

Но сколько бы жестоки ни были эти меры по отношению к кулаку, все же основным вектором нового курса в деревне, как показали дальнейшие события, являлись решения XV съезда ВКП(б), в которых шла речь о переводе мелкого хозяйства крестьян на рельсы крупного производства.

На их основе весной 1928 г. Наркомзем и Колхозцентр РСФСР составили проект пятилетнего плана коллективизации, согласно которому к концу пятилетки, т. е. к 1933 г… предусматривалось вовлечь в колхозы 1,1 млн хозяйств (4 % от их общего числа в республике). Спустя несколько месяцев Союз союзов сельхозкооперации эту цифру увеличил до 3 млн (12 %). А в утвержденном весной 1929 г. пятилетнем плане намечалось обобществить уже 4–4,5 млн хозяйств, т. е. 16–18 % их общего числа.

Чем можно объяснить тот факт, что за один лишь год цифры плана увеличивались трижды, а их последний вариант в четыре раза превышал первоначальный? Во-первых, это связано с тем, что темпы колхозного движения на практике обгоняли планируемые вначале: к июню 1929 г. в колхозах насчитывалось уже более миллиона дворов или примерно столько, сколько первоначально намечалось на конец пятилетки. Во-вторых, руководство партии и государства надеялось ускоренным созданием колхозов и совхозов форсировать решение хлебной проблемы, которая крайне обострилась в 1928 и 1929 гг.

А со второй половины 1929 г. масштабы и темпы колхозного строительства подскочили еще значительнее. Если к лету 1929 г. в колхозах состояло около одного миллиона дворов, то к октябрю того же года – 1,9 млн, а уровень коллективизации поднялся с 3,8 до 7,6 %. Гораздо быстрее росло число колхозов в основных зерновых районах: Северном Кавказе и Средне-Волжском крае. Здесь число колхозников за четыре месяца (июнь – сентябрь 1929 г.) увеличилось в 2–3 раза. А в середине лета этого года Чкаловский район Средне-Волжского края первым выступил с инициативой достижения сплошной коллективизации. К сентябрю здесь было создано 500 колхозов (461 товарищество по совместной обработке земли, 34 артели и 5 коммун), которые включали 6 441 хозяйство (около 64 % их общего числа в районе) с обобществленными 131 тыс. гектаров земельных угодий (из всех имевшихся на территории района 220 тыс. га). На территории района аналогичное движение вскоре появилось и в некоторых других районах республики.