Значительные потери крестьянин нес и из-за ухудшения качества приобретаемых в обмен на хлеб и другие сельскохозяйственные продукты промтоваров, исчезновения импорта и постоянного товарного голода в деревне, которая, по авторитетному мнению другого знатока мелкого крестьянского хозяйства пореволюционной России Н. Челинцева, недополучала более 70 % промтоваров.

В нэповских условиях насильственные меры изъятия государством продовольствия у крестьян стали сравнительно широко применяться впервые в условиях хлебозаготовительного кризиса зимы 1927/28 гг. Формально объектом насильственных мер объявлялись кулаки, задерживающие в целях повышения цен на хлеб, продажу его государству. Вышла директива привлекать их к судебной ответственности по статье 107 Уголовного кодекса РСФСР, предусматривающей лишение свободы до 3-х лет с конфискацией всего или части имущества. Как во времена пресловутого «военного коммунизма», чтобы заинтересовать бедноту в борьбе с держателями больших излишков, рекомендовалось 25 % конфискованного хлеба распределять среди нее по низким госценам или в порядке долгосрочного кредита.

Позиции кулаков подрывались также усилением налогового обложения, изъятием у них земельных излишков, принудительным выкупом тракторов, сложных машин и другими мерами. Под влиянием такой политики в зажиточных хозяйствах началось свертывание производства, распродажа скота и инвентаря, особенно машин, в их семьях усилилось стремление к переселению в города и в другие районы. По данным ЦСУ СССР, число кулацких хозяйств по РСФСР сократилось к 1927 году с 3,9 до 2,2 %, по Украине к 1929 г. – с 3,8 до 1,4 %.

Однако, применение государством чрезвычайных мер не ограничивалось только хозяйствами кулаков и зажиточных крестьян, а вскоре оно начало все чаще и чаще и все сильнее ударять по среднему крестьянству, а порой и по беднякам. Под давлением непосильных заданий по хлебозаготовкам и нажимом специально командированных в зерновые районы секретарей и членов ЦК ВКП(б) – И. Сталина, В. Молотова, Л. Кагановича, А. Микояна и др. – местные партийные и государственные органы становились на путь повальных обысков и арестов, у крестьян часто изымали не только запасы, но семенное зерно и даже предметы домашнего скарба. Во время заготовок из урожая 1929 г. вакханалия насилия получила еще большее распространение. Так, Северо-Кавказский крайком ВКП(б) 17 июня этого года разослал на места директиву «О мерах ликвидации кулацкого саботажа хлебозаготовок», в которой обязал проводить через собрания бедноты и сходы «постановления о выселении из станиц и лишении земельного пая тех кулаков, кои не выполнили раскладки и у коих будут найдены хлебные излишки, спрятанные… или розданные для хранения в другие хозяйства». В отчете о проведении этой кампании секретарь крайкома А. Андреев писал Сталину, что на хлебозаготовки в крае были брошены все силы – более 5 тыс. работников краевого и окружного масштаба, оштрафовано и в значительной мере продано имущество у 30–35 тыс. хозяйств, отдано под суд почти 20 тыс. и расстреляно около 600 человек. Такой же произвол творился и в Сибири, Нижне– и Средневолжских краях, на Украине, в республиках Средней Азии.

Эти и подобные факты позволяют рассматривать хлебозаготовительную чрезвычайщину 1928 г., особенно 1929 гг., как прелюдию к развертыванию сплошной коллективизации и массового раскулачивания, а также как своеобразную разведку боем, которую большевистский режим провел прежде, чем решиться на генеральное сражение в борьбе за «новую» деревню.