В данной статье речь пойдет о представлениях о нации в современном мире. Я попытаюсь дать ответы на следующие вопросы: Что такое национализм и можно ли рассматривать его как идеологию? Какие представления о нации сложились за предыдущие два столетия? Какова судьба представлений о нации в современном мире?

При этом для описания тех трансформаций, которые претерпевают представления о нации в современном мире, в работе используется «европейский материал». По мнению большинства исследователей, национализм является «европейским изобретением», поэтому именно здесь эволюция представлений о нации наиболее очевидна.

В отечественных научной и политической традициях, начиная с советского периода, термин «национализм» имеет сильную оценочную составляющую. Под ним зачастую понимаются политика и идеология, направленные на утверждение превосходства какой-либо этнической, культурной и / или исторической общности. Как отмечал А. Миллер, в советское время в результате «индоктринизации языка была создана устойчивая конструкция, которая жестко навязывала оценочный элемент… за счет фиксации такого рода оппозиции: патриотизм – национализм, интернационализм – космополитизм» [Миллер, 1995, с. 55].

В ряде других европейских стран также существует негативное отношение к понятию «национализм». Данный термин, изначально содержавший в себе зерно прогресса, был дискредитирован нацизмом и расизмом. Изначально национализм представлял собой прогрессивное движение, возникшее на рубеже XVII и XIX вв., наделенное «объединительной и освободительной силой». С его помощью были разрушены «замкнутые территориальные образования, основанные на общности религии, диалекта, обычаев или клановой близости», на месте которых возникли более устойчивые системы – национальные государства, обладающие «централизованными рынками, администрацией, системой налогообложения и образования» [Смит, 2004, с. 20].

Таким образом, сначала национализм способствовал отходу от феодальных порядков, подрывая династические государства и провозглашая суверенитет народа. Однако во второй половине XIX в. кризис прежнего миропорядка в сочетании с усиливающимися разногласиями между «влиятельными группами населения» и утратой «веры в традиционные нравственные системы» (включая упадок «религиозного авторитета») привели к появлению активистов, политизировавших существовавшие языковые и культурные различия [Хрох, 2002, с. 129]. Силу начали набирать национальные движения, требующие политической автономии, желательно в форме суверенного государства для той или иной общности.

Возникла новая форма национализма – официальная, которая «сложилась исторически как реакционный ответ на народные национализмы снизу, направленные против правителей, аристократов и имперских центров» [Андерсон, 2001 b]. Официальные национализмы являлись попытками совмещения нового типа легитимности с монархической властью и представляли собой политику унификации по «стандартам» той культурной общности, к которой стали причислять себя правящие династии. Классический пример – политика русификации. Аналогичным образом «Лондон пытался англизировать Ирландию (и добился заметных успехов), Германская империя пробовала онемечить свою часть Польши (с очень незначительным успехом), Французская империя навязывала французский италоговорящей Корсике (частично добившись успеха)» [Андерсон, 2001 b]. В большинстве случаев попытки удержания династической власти «над огромными многоязычными владениями» не увенчались успехом, поскольку, по меткому выражению Б. Андерсона, представляли собой «натягивание маленькой, тесной кожи нации на гигантское тело империи» [Андерсон, 2001 a, с. 108].