- Или ты думала, что мы не узнаем? Глупо!

Гулко сглатываю. Страх резко поднимается внутри.

- тебе нужны деньги?

Они все узнали? Они поняли, что я самозванка?

Руки немеют. Мне резко перестает хватать воздуха. Холодный пот струится по спине.

Я открываю рот, чтобы рассказать все как есть.

- Почему ты ехала в плацкарте, а не в СВ? – звенит высокий женский голос. – Зачем сдала билет?

- Мне нужны были деньги, чтобы заплатить за квартиру, купить кое-что в дорогу, - я выдаю это все на одном дыхании, боясь поверить в свою удачу. – Кое-что по мелочам.

Нелли Эдуардовна изящным жестом подхватывает пузатый бокал с темной жидкостью.

А я не свожу глаз с Дмитрия. Сейчас, мне кажется, все зависит от того, поверит он мне или нет.

Руки подрагивают.

- Ты могла позвонить мне или адвокату и попросить.

- Я никогда ни у кого ничего не просила. И в будущем не собираюсь, - говорю негромко, но твердо, чеканя каждое слово.

Он сверлит меня сердитым взглядом. Но я не отвожу глаз.

Несколько секунд длится наше молчаливое противостояние. Его глаза темнеют, заполняясь вспыхнувшим зрачком. Ноздри нервно трепещут. Губы сжимаются в линию.

- Давайте выпьем за встречу, - словно разрезая электрические разряды между нами, раздается холодный голос «бабули».

Она элегантным жестом подзывает мужчину в форме.

Тот, не медля, заполняет мой бокал рубиновой жидкостью.

Я лишь на секунду перевожу взгляд на свой бокал и возвращаюсь к опекуну. Но он тут же подхватывает свой бокал.

- За встречу! – он поднимает пузатый бокал.

Следом свой поднимает «бабуля».

Я обхватываю бокал ладонью, боясь уронить, и поднимаю, чтобы «чокнуться» со «старшими».

Подношу тонкое стекло к губам, делаю большой глоток.

Теплая терпкая жидкость прокатывается по горлу и оставляет на языке кислющие послевкусие.

Не могу сдержаться и корчу рожу. Даже глаза зажмуриваю и высовываю язык.

- Что-то не так? – слышу тревогу в голосе опекуна.

- Бе, как вы пьете эту кислятину? Фу!

- Кислятину? – Нелли Эдуардовна не столько удивлена, сколько возмущена.

- Ага! Это ж отрава! Фу!

- Это «Курни»! – поправляет меня «бабуля».

- Милейший! – я поворачиваюсь к мужчине в форме. – А у вас пивка не найдется?

- Пива?… - ну опять у него такой вид, словно его сейчас инсульт шарахнет.

Я что непонятно говорю?

Мужчина смотрит мимо меня, ища поддержки и ответа у моей семьи.

- Все хорошо, Александр Витальевич, - звучит спокойный голос Дмитрия. – Принесите нашей гостье пива.

- Дмитрий! – ну вот опять в голосе бабули звенит что-то такое похожее на возмущение.

- Мама.

Я перевожу взгляд с Дмитрия на «бабулю» и обратно.

Ох, как много всего. Жаль я не могу всего понять. Но тут и гнев, и ирония, и просьба, и приказ, и волевая твердость.

Александр как-там-его-по-батюшке уходит, но тут же возвращается с подносом. На нем гордо возвышается одна! бутылка пива и барный бокал.

- Спасибо! – подхватываю бутылку.

Успеваю заметить священный ужас на лице Александра, забыла как его там.

- Ну за встречу! – салютую и прикладываюсь губами к прохладному темному стеклу.

О, напиток богов.

Пшеничный мягкий напиток ласкает мои вкусовые рецепторы, нежно прокатывается по небу и опускается в желудок, разнося по крови ликование.

- Отпадная штука! – слишком громко ставлю бутылку на стол. Даже бокалы звенят.

Следом раздается грохот.

Это что, «бабуля» рухнула?

- Ну это уж слишком!

А нет. Это рухнул ее стул.

Она так резко вскочила, что он не успел отодвинуться.

- Екатерина, марш в свою комнату! – ее голос звенит от ярости.

Ее темно-голубые глаза, обращенные на меня, мечут молнии, идеальные темные брови сведены на переносице.