– Вы ведь это не всерьез? – воскликнула миссис Кроули.
– Отчего же?
– За месяц безделья вы сойдете с ума от скуки.
– Едва ли. На мой взгляд, все разговоры про «благородный труд» – полная чепуха. Работа – это наркотик, которым зануды лечатся от приступов жестокой скуки. Ее воспевают, поскольку для большинства работа – это необходимость, а человек всегда стремится подсластить горькую пилюлю. Труд – это успокоительное. Он делает людей тихими и довольными – такими одно удовольствие управлять. Мне кажется, святость труда – величайшее надувательство эпохи христианства. Первые христиане, понимаете ли, были рабами, и им нужно было показать, что изнурительный труд почетен и благороден. По большому счету, когда человек зарабатывает на хлеб себе, жене и детям – это мучительная необходимость, в которой нет ничего героического. Если для некоторых людей средства важнее цели, мне остается лишь пожать плечами, поражаясь их скудоумию.
– Нечестно сразу говорить так много! – всплеснула руками миссис Кроули.
Однако Дика было не остановить.
– У меня же нет ни жены, ни детей, а денег больше чем достаточно. Зачем я буду вырывать кусок хлеба изо рта у другого? Прибыльная практика не моя заслуга – это вообще редко зависит от личных достоинств, – просто я представляю крупную адвокатскую фирму. А уж в идиотских судебных разбирательствах и вовсе ничего достойного нет. Как правило, стороны друг друга стоят: одинаково несговорчивы и упрямы. Нет, адвокатская карьера – вполне достойный способ добывать пропитание, но и только. Если не нуждаешься в заработке, то не вижу повода поддаваться донкихотским рассуждениям о ценности изнурительного труда. Почему собираюсь отказаться от кресла в парламенте, я уже объяснил.
– Вы понимаете, что лишаетесь возможности сделать блестящую карьеру? В следующем правительстве вы могли бы стать заместителем министра.
– И целовать ботинки еще паре особ, которых я презираю?
– Это очень опасное предприятие.
Дик посмотрел в глаза Алеку Маккензи.
– И ты пытаешься меня от него отговорить? – улыбнулся он. – Ведь только опасные предприятия по-настоящему интересны.
– И как же вы будете проводить время? – спросила миссис Кроули.
– Я собираюсь превратить праздность в искусство. Сегодня все воротят нос от дилетантов. Что ж, я стану дилетантом и предамся всем радостям жизни. Мне уже сорок и жить осталось не так-то много: в оставшиеся годы я буду познавать мир и все, что в нем есть восхитительного.
Алек в глубокой задумчивости смотрел на огонь. Наконец он глубоко вздохнул и встал в полный рост.
– Полагаю, у каждого своя жизнь, и не нам судить, что лучше, а что хуже. Но я бы предпочел идти вперед, пока держат ноги. У меня тысячи планов. Даже десяти жизней не хватило бы на десятую часть того, что, по-моему, не терпит отлагательств.
– И каков будет конец?
– Мой конец?
Дик молча кивнул. Алек слабо улыбнулся:
– Что ж, полагаю, меня ждет неприглядная смерть от усталости и болезней в каком-нибудь болоте. Носильщики сбегут с оружием и припасами, а остальное довершат шакалы.
– Просто ужас! – содрогнулась миссис Кроули.
– Я фаталист, потому что слишком долго прожил среди людей, самое существо которых состоит в покорности судьбе. Когда придет время, я не смогу ничего изменить. – Он загадочно улыбнулся. – Но еще я верю в хинин и надеюсь, что ежедневное употребление этого восхитительного средства не позволит судьбе так просто перерезать нить моей жизни.
Люси восхищенно следила за противостоянием двух мужчин, один из которых возложил душу на алтарь цели и яростно рвался к ней, понимая, что в конце его ждет страшная смерть в одиночестве; второй же решил целенаправленно наслаждаться радостями жизни, лелеять их, словно садовые цветы.