(Он еще меня и учил!)
А как кричала, Юра, если бы ты слышал! От оргазмов, конечно, не подумай чего плохого. Хрусталь в шкафу звенел, вот как кричала!
Она потом сама призналась, что с Пашкой никогда такого не испытывала. Знай наших! Ты-то как, ничего?
Я подтвердил, что ничего.
Ничего хорошего, конечно. Пыль столбом от оргазмов, надо же! Я уже понимал, что сделал большую глупость, самую большую глупость в жизни. Я потерял ее. Витек и Лена…
Все-таки Витек гораздо смелее меня. Был.
Девять раз! Два раза подряд – не вынимая! Лена-Леночка, нежная моя любовь! С этой жабой – не вынимая!
Да, признаюсь, на повышенную сексуальность Витька я никак не закладывался. Я же не знал, что он окажется монстром в постели!
Откуда мне было знать? Он и сам, наверное, не знал, пока не дорвался.
Поверила, не поняла… Как камень с души…
Это с одной стороны. А с другой – как раз упомянутая душа корчилась от его хвастливо-сексуальных рассказав, как закоренелый грешник на сковородке.
Ведь это я должен был быть на месте Витька! Это я должен был проснуться с ней в одной постели и рассказать басню, как девочка перепила через меру и захотела по пьянке любви и ласки от лучшего друга. Разве не реальная ситуация? Когда тебе нет еще и двадцати, когда ты искренне веришь, что бытие определяет сознание, а корень бытия – вот он, торчком в штанах, вполне правдоподобное объяснение…
Я!!!
Витек – что, его я позвал для фона, для моральной поддержки, так сказать. Ну, и квартира у него часто была свободной, родители – на дачу, а Витек – кум королю. Я ведь как думал, как соображал: раз женщина попала ко мне в кровать, значит, она моя, в восемнадцать с хвостиком в это еще можно верить…
Просто я испугался в последний момент. Я – испугался, а Витек – нет… Ему приз!
Впрочем, даже после этого я еще на что-то надеялся. Могу признаться, даже разрабатывал стратегические планы…
Теперь, спустя много времени, я понимаю, что мой план был откровенно наивным и глупым. Дурацким. Любое крепкое выражение здесь подходит. Но тогда он казался мне верхом интеллектуального коварства и тонкой, психологической игры на нервах женской души.
Как сейчас помню, рассуждал я примерно так.
Вот Пашка, крепкий, как утес над бушующим океаном. Лена с ним. При таком положении дел я не просто третий лишний, а третий – абсолютно ненужный. Как прошлогодний снег в канун Рождества. Но тут возникает Витек, встревает между ними, как змей-искуситель. Пусть с моей подачи, но кто про это узнает? После такой подлости общаться с Витьком Пашка и Алик уже не будут, я их знаю. А сам я в этой ситуации получаю полное моральное право. Увожу Лену уже не у друга Пашки, а у похабника Витька, которому так и надо.
Логично? Мне казалось, что да.
Даже сам Пашка, даже Алик с его мушкетерско-рыцарским, вычитанным из приключенческих книг благородством не найдут здесь ничего нарушающего каноны дружбы. Даже наоборот. Я, выходит дело, отомстил за всех. Наказал Витька Подлого в самое больное место.
В довершение ко всему я ведь хотел еще и другом остаться. Уже тогда понимал, что других друзей у меня не будет. Кроме, пожалуй, Витька. Я же говорю: трусость мне во многом помешала в жизни.
Поведение Лены тоже было продумано мною детально, в полном соответствии со своей подростково-озобоченной логикой. Не будет же она возвращаться к Пашке после того, как изменила ему с кем попало на третий месяц после ухода в армию, рассуждал я. А Витек – это как раз кто попало со всех точек зрения. Мягкость вообще не в характере Пашки. Не простит. Значит, она остается свободной, и никого, кроме меня, у нее больше нет. Моя она, и все тут! Другими словами, детская задачка про волка, козу и капусту решается к полному удовольствию самого лодочника, который, накинув волчий тулуп, помешивает в котелке щи из козлятины, восхищался я сам собой.