Его еще и любить?

Я бы сказал тогда, что про него думаю. Мне не жалко. Может быть, чуть мягче, чем думаю, воспитание проклятое всегда подводит, все-таки его дом, его коньяк. Впрочем, себе можно признаться: при чем тут воспитание, просто я трус по натуре… К тому же, я знаю, он меня даже не услышал бы. Он никого больше не слышал.

Позднее, по пути домой, покуривая в такси, я думал, как это у него получалось – никого не слышать? Как говорят физики: система, замкнутая на саму себя. Природа справедлива все-таки. Производя на свет подлецов, она делает их непробиваемо-толстокожими. Своего рода защитный механизм. Эффект выживания негодяев.

Мне, наверное, меньше повезло в этом смысле, я не такой кабан…

Я – не Витек. Ни в коем случае не Витек!

Даже внешне мы с ним противоположны, как огонь и вода. Я тонкий блондин без малейшей склонности к полноте, даже при переизбытке пива. У меня никогда не было угрей, прыщей и прочей подростковой гадости.

Даже сейчас, на пятом десятке, я ношу тот же размер костюмов, что и в двадцать лет. И горжусь этим. Вслух – горжусь, а про себя – радуюсь. Не афиширую, что природа тут справляется без меня.

Кроме того, я нравлюсь людям. Даже без усилий со своей стороны. Аристократическая внешность, как сказал покойник. Голубые глаза, открытый взгляд, морщины мыслителя на лбу без залысин. Этакий положительный персонаж от природы. На которого хочется положиться, а можно – крайняя степень доверия – дать денег в долг.

Я – друг. Рубаха парень. Свой в доску, в дрезину, в стельку, а иногда даже и в абсолютный хлам.

Я – типичный СПЕШ. И, самое забавное, что и Пашка, и Алик до сих пор искренне считают меня своим другом. Как же, неразлучная тройка в школе. Костяк студенческих посиделок в юности. Если друг оказался вдруг… И хлеба горбушку – и ту пополам, и венерические проблемы одни на всех…

Странный все-таки у нас народ, до сих пор верят в дружбу как в библейскую истину, думаю я иногда. Одну из них. Наряду с любовью, верностью, смыслом жизни и прочими соплями, вместо масла посреди манной каши. Образно говоря.

Нет, я тоже верю в дружбу. Других ко мне. Тем более что у меня всегда хватало ума и актерских способностей подыграть им в увлекательном занятии размазывания соплей по тарелке.

Мужская дружба… На мой взгляд, любовь все-таки честнее. Там люди хотя бы хотят друг друга физически. Получают оргазм или навыки его имитации. Но круг мужчин, бородатый междусобойчик, конвульсии мужественности под вздрагивание рюмок… Есть в этом какое-то изначальное извращение…

Итак, теперь, когда средний возраст отшумел своим известным прощальным кризисом и организм начал планомерную подготовку к вставным челюстям и простатиту, я – старый друг. Который, понятное дело, лучше новых двух.

А где они, новые? Ау…

Не отзывается никто. То-то. Новые тоже не слишком рвутся в друзья, они прожили свою жизнь.

У них свои СПЕШи.

Собачье в общем-то слово. Потому что жизнь собачья, не иначе…

Да, сознаюсь. Бабушкина квартира – это была моя идея. Озарение своего рода. Я до сих пор так считаю – озарение. Одно из немногих по-настоящему гениальных в моей жизни.

В какой-то мере меня оправдывает то, что мне нужны были деньги. Я понимаю – кому они не нужны? Но мне были нужны целенаправленно. От меня хотели взятку, и я хотел ее дать. Чтобы попасть в этот самый кабинет на двенадцатом этаже. Перспективы подобной работы тогда уже ясно просматривались. Достаточно откровенно. И те, кто набирал людей на работу, их хорошо понимали. Не то чтобы они не обошлись без моих денег, они им – как слону дробина. Но так было положено. Символический шаг, жест доброй воли дающего, своего рода паевой взнос при вступлении в закрытый клуб.