Зря она пообещала Каэль, что больше не придет… Зря дала ей слово, что тот раз был последним. Тогда, оказывается, все даже не начиналось. Все эти девки были сущей ерундой… ведь они крали только его тело, а эта украла его душу.

Агнес протянула сверток швее и тихо сказала.

– Ничего не вышло! Я делала, как ты меня учила. Я думала, что справлюсь сама, и у меня почти получалось… и … он все равно с ней. Не со мной. Я хочу ее уничтожить, хочу, чтоб она исчезла, чтоб растворилась и никогда не появлялась. Хочу, чтоб он не был с ней!

Швея осторожно взяла сверток из рук герцогини и прикрыла за ней дверь.

– Озвучьте свою мысль верно.

– Пусть никогда с ней не будет. Как угодно. Уродство, болезни, изгнание, и… даже смерть. Только бы не был с ней.

– Выбирайте что-то одно.

– Смерть.

– Да, пусть нам поможет именно она. Главное, суметь ее призвать, – старуха улыбнулась, и Агнес невольно вздрогнула – ее глаза снова сменили цвет и стали почти черными.

7. ГЛАВА 7

Я не ходил к ней больше, боролся с собой, сжирал себя поедом, но не ходил. Зализывал раны за вином и пьяными соревнованиями с моими солдатами, которым я наливал так же щедро, как и себе, а потом дрался на мечах до первой крови. Моей или их. Чаще их. Я – первый меч королевства и могу зарубить противника, как правой рукой, так и левой, как трезвый, так и мертвецки пьяный. Любое безрассудство, лишь бы не думать о ней. Не думать ни о чем… Нет, я лгу, я думал. Я заставлял себя вспоминать – кто она и кем был ее проклятый отец, чьи кости я превратил в пепел и не схоронил, чтоб не было им покоя. Кем была ее подлая мать, брат и все проклятые блэровцы, истреблявшие мой народ. Я нарочно расковыривал свои раны, бередил их, пересматривая вещи матери и сестры. Когда трезвел, мне хотелось разорвать ее на куски, полосовать белую кожу ножом и смотреть, как она пачкается в красный цвет. А потом приходила тоска и едкое желание увидеть. Брать коня и мчаться к ней, унижаться, брать силой, ударить, если откажет, целовать влажные губы, поедать голодно сладкое тело, бьющееся подо мной в экстазе, вопреки ее ненавистным мольбам не прикасаться к ней. Я представлял себе ад на земле совсем иначе, мне даже кажется, я его помнил и видел собственными глазами, но я ошибался. Нет худшего ада, чем любить женщину, чье сердце принадлежит другому. Воровать поцелуи, выдирать стоны, врезаться в тело, которое никогда не будет моим, потому что мыслями она не со мной.

Но я больше ее не трогал, напивался, таскался по шлюхам, просыпался у каких-то непотребных девок благородного и самого низкого происхождения. Гортран следовал за мной тенью, поджидал под окнами с лошадьми, если у девки имелся муж, который не вовремя возвращался домой. Не потому что я боялся, а потому что герцогу не пристало такое поведение… На самом деле мне было плевать. А некоторые и так знали, что я имею их жен, и раболепно молчали, а то и целовали мне руки. Они бы подложили под меня даже своих несовершеннолетних дочерей, лишь бы угодить мне… Трусы и плебеи.

В замке я почти не бывал. Там была Агнес. Агнес, надоевшая до зубовного скрежета, Агнес, ожидающая меня в своей спальне и преследующая глазами полными упрека. И именно из-за этого взгляда мне не хотелось ее даже трахать. Женщина не должна смотреть на мужчину как собака, ждущая ласки или пинка, с преданными глазами и стекающей слюной в уголке рта от сумасшедшего желания, чтоб ее погладили. Мои псы, набрасывающиеся на меня при каждой встрече от дикой радости, меня так не раздражали, как она. Нет ничего паршивее нелюбимой, насточертевшей до оскомины женщины, которая всячески пытается угодить. Я понимал, что должен консумировать наш брак, понимал, что должен на нее лечь и взять ее, а у меня не стоял.