На широком лезвии кухонного ножа в бликах пламени капли крови казались сгустками раскалённой лавы, медленно растекающейся по стали.
Мишель замутило.
— Быстро в круг! — прошипела Катрина, толкая девушку к своей кузине. Сама, дрожащей рукой провернув в замке ключ, метнулась за ней следом и замерла, сжавшись на полу.
— Что… что здесь происходит? — Мишель задыхалась от едкого запаха оплавленных свечей, горевших повсюду: на мебели, на полу.
Глаза слезились. Не то от слёз, не то от спёртого воздуха и чёрной магии, которой были протравлены стены, каждый закуток этой комнаты кошмаров.
Присмотревшись повнимательнее, Мишель заметила, что колдовские знаки заключены в начертанный мукой круг, внутри которого она оказалась по чьему-то безумному замыслу.
«Они все здесь безумны!» — мелькнуло в воспалённом сознании.
На вопрос пленницы так никто и не ответил. Аэлин пребывала в каком-то мистическом трансе, Катрина сидела рядом и дрожала, неосознанно прижимаясь плечом к плечу Мишель, к которой испытывала стойкую неприязнь.
Беланже испуганно озиралась, вглядываясь в притаившийся по углам полумрак. Крик уже готов был сорваться с губ пленницы, когда в глубине комнаты что-то чуть заметно шевельнулось, но тут её с силой дёрнула за руку Катрина.
— Молчи!
— Кто… там? — с усилием выдохнула пленница, мечтавшая поскорее расстаться с реальностью, но спасительный обморок, как назло, к ней не спешил.
— Адан. Мой слуга. Он тебе ничего не сделает. Не он, — зачем-то шёпотом уточнила мисс Донеган.
Приглядевшись повнимательней, Мишель узнала во встрепенувшейся тьме того угрюмого великана, которого Гален бесцеремонно выставил с чердака. Раб сидел, безмолвствуя, умостив ружьё (должно быть, заряженное) на широких коленях, и при виде него пленница почувствовала себя немного спокойнее.
Правда, ненадолго.
— А где Гален? — вопрос застрял в горле горьким, ядовитым комом.
Короткий бешеный рык, прозвучавший совсем близко, пугающе неожиданно, сменился яростным скрежетом. Будто по двери полоснули когтями. Створка, вдруг показавшаяся Мишель такой хлипкой и ненадёжной, дрогнула. Раз, другой.
Девушка прижала колени к груди, судорожно закусила губу, ощутив во рту стальной привкус крови, и даже не поняла, спросила ли вслух или прошептала мысленно:
— Там что, зверь?
— Говорю же, молчи! — Горячие пальцы Катрины сомкнулись на её ладони.
Мишель прошила дрожь, когда дверь снова содрогнулась под яростным натиском обезумевшего хищника. Или хищников… Всё смешалось. Её собственное дыхание, с хрипом вырывающееся из груди. Глухое звериное рычанье, душераздирающий скрежет и непрерывное бормотание Аэлин — этого подобия заведённой куклы. Пятна крови, впитавшиеся в сухое дерево, шипение вздымающегося к потолку пламени, зловеще мерцавшие в полумраке знаки — всё плясало перед глазами.
А потом так напугавшие Мишель звуки стихли: голодный рык, иступлённые попытки пробиться в комнату. Стихли на долгие, мучительные минуты, чтобы вновь взорваться в её разуме леденящим душу криком. Мишель стиснула руками голову, заткнула уши, не в силах больше слышать, как в нескольких футах прямо под ними кричит в агонии жертва обезумевших хищников.
Девушка. Рабыня.
Видение, услужливо подброшенное сознанием — голодные твари, кем бы они ни были, вонзаются клыками в ещё живое, содрогающееся в предсмертной конвульсии тело, стало последним, что промелькнуло перед глазами пленницы. Мишель прижалась лбом к плечу Катрины и поняла, что спасительный обморок уже близко.
16. Глава 6
В себя Мишель пришла в чужой спальне. Светлой, по-девичьи нежной и такой нарядной. Повсюду, куда ни глянь — оборки и кружева. Изящная резная мебель, пасторальные пейзажи на стенах. На каминной полке красовались фарфоровые статуэтки и большая шкатулка розового дерева. До блеска начищенный паркет отражал солнечный свет, рассеивая его по всей комнате, и цветы в вазах приятно щекотали обоняние своими тонкими ароматами.