- А нихрена подобного! – распугала их, - вы сами пробовали в них ходить?

Оглядела их ноги и узрела полный набор того, что было на мне. Вообще всё перечисленное! И губы у них у всех подозрительно такого же оттенка, как тюбик у меня в руках.

- Это обязательно?! – допетрила я, вспоминая Ульку в таком же облачении каждый день.

Я ещё и подумала, что она совсем обиндиилась тут со своим золотым набором на всём теле. У неё ещё и нос проколот, так что и там сережка была.

Так или иначе, но пока на меня цепляли, я успела задумчиво переместить весь свой скраб из прошлого лоскутка сари в новый, завязать, взять телефон и с помощью отражения в нём нарисовать себе губы. Естественно криво, но это их проблемы, а не мои. После недовольно процокала колечками к двери, где меня поймали, выдали самые обычные тапки с разделенным большим пальцем, опомнились, нарисовали на проборе красную полосу все той же помадой, а потом выпустили в мир.

- Если каждый день меня так будут наряжать, то я рано или поздно умру с голоду, - плелась за спешащей своим невысоким ростиком свекровью, - на этом всё, надеюсь? Мне бы к сестре… это… в гости. А потом к родителям в Россию. Тоже в гости. Люблю я, знаете ли, в гости ходить.

Женщина завернула на кухню, где схватила обычную для Индии железную круглую тарелку с кучей всего на поверхности, подала мне и указала на противоположный дверной проём. А в нем, разглядывая меня, сидели и ели всё семейство. И Никитка, и брат его старший, и та, кто с ним сидела вчера и отпевала меня на Пудже, и двое детей лет пяти, и ещё какая-то заранее мне не симпатичная женщина лет сорока. Ну и лупиться им на меня вообще ничего не мешало, кроме слов Никитоса явно для меня:

- Good morning. Sit down, Polly.

- Маме, вон, своей повторяй чтоб она садилась, - какая-то заранее злая я была.

Интересно, чёрт их за причинные места, по какой причине? Мне же совсем не за что на них злиться! Особенно после того, как я поставила блюдо к свободному месту и попыталась сесть, а Никиткина мать, схватила меня за руку, подвела к брату джигита, джигиту-старшему, и заставила пощупать его коленки. Я, когда мы с ней полезли под стол к нему, так и округлила глаза, находясь… как бы помягче сказать? В шоке я была, угу.

- Можно ему ещё по роже ладошкой пощупать в знак отсутствия уважения? – буркнула я, - ну хоть подзатыльник? Маан?

Она вернула меня на место, погладила по плечу и даже стульчик подвинула в порыве ухаживания.

- You have to eat everything to stop being skinny, - наставительно говорила для меня она.

Я сквасилась.

- Скинни – это джинсы? Причем здесь джинсы? – и тут догадалась, - можно меня сейчас переодеть в джинсы? Я согласна. Где они?

Мне указали на тарелку снова. Джинс там, естественно не было. Как и вилки.

- Как там это… спун! – ткнула в плечо довольного чем-то и уже всё съевшего Никитоса, - метнись кабанчиком, а. Иначе я тут по рисинке буду ковыряться ровно до следующего приема пищи. Свами! – позвала посмеивающегося его, - спун тащи, говорю! Плиз.

- Learn to eat right, - лыбился этот джигит.

Я различила только «ит». Какой-то он вечно ничего не понимающий! Показала ему, как ела бы ложкой. Чего он тогда так много бурчит на английском, если не знает его? Абракадабру придумывает что ли? Выпендривается ещё. Ишь какой!

Спас меня Никиткин брат, произнеся на хинди что-то в сторону кухни. В ответ ему мой джигит сузил глаза и изрек что-то проклинающее. Передо мной положили ложку.

- Ура! – взяла предмет я и приступила к рису, - жаль, что я не знаю, как вилка будет.