- Намасте, - поздоровалась я с дяденькой с книжкой, - вы батюшка?

Дяденька качнул мне головой в знак приветствия, а после принял от женщины большую тарелку и поставил посередине от нас.

- Я цветы с перцем есть не буду, - сообщила всем.

- Silence, - произнёс Никитка.

Его братик на хинди что-то проворчал. У меня на фоне завыл живот. Да громко ещё так!

- Видали до чего вы меня довели? – прошептала я.

Как-то неудобно при батюшке было ругать их. Не совсем же я богохульная.

- You are hungry? – вопросительно прошептал джигитик, - you should have been fed. Mother?

Женщина, которая была всё это время рядом, ответила ему на хинди. Он поджал губы. Ага, мама значит.

- You talk like you're already in charge, - усмехнулся братик Никитки.

Тот глянул на него снисходительно:

- One night left. Do you speak English so that your mother understands less?

- А мне ещё нельзя было болтать, - цокнула я, - может заткнётесь сами, чтобы богов своих не бесить?

- What she said? – старший брат.

- I don't know, - Никитка.

- Ай сейд вам, чтобы вы молча слушали дядечку, он тут для кого старается так… чего это он так… молится? – я попыталась заглянуть в его книжку.

Меня посадили ровно.

- А ему обязательно всю книжку читать? – под монотонные слова батюшки местного разлива, - тут страниц двести мелким шрифтом.

Все сурово на меня поглядели. Нет, ну сами болтают, а я виновата. Интересно, а цветы на подносе со специями и какими-то не опознанными штуками зачем? Схватила один пока никто не видит… и получила по рукам! У меня его отобрали всеми присутствующими, положили обратно и Улькина свекровь мне ещё и руки под платок сунула, спасибо, что не привязала.

- То есть его всё же не едят? – спросила у неё, - а то я могу.

Живот взвыл снова. Я зевнула. Оглядела пространство ещё раз… и ещё тысячу раз после этого. Столько сидеть в одной позе я физически не могла, не то что делать это под непонятный речитатив монаха, глубокой ночью и в полумраке. Хоть меня и заставляли периодически щупать что-то с подноса и делать какие-то странные жесты, но спать хотелось убийственно. Поэтому, когда я в очередной раз резко проснулась, потому что от меня опять что-то хотят, то подняла голову с плеча Никитки, ошарашенно и помято выпрямилась и пробормотала с оправданием:

- Я нанюхалась вашей этой дымящей палки. И вообще, сколько время? Мне домой надо.

- Sit, - повторил полушепотом женишок, - Almost the end.

- Мне бы лечь, - снова положила голову на его плечо.

Удобный почти. Если не считать, что кочевряжится своим лицом, как только его касаешься, то вполне себе хороший. Разговаривает со мной. Зачем, правда? Странный он.

И тут начался самый настоящий разврат, потому как джиг сделал всё, чтобы я села прямо, повернулся ко мне, показав жестом, что и мне нужно это сделать, а после поднял мой платок, занырнул в него с головой, остановившись в тридцати сантиметрах от моего лица и ткнул пальцем в красную штуку на подносике посередине.

- Целоваться будем? – хихикнула я, - ты смотри, я девушка приличная. Давай только не взасос.

И потянулась к нему. Нет, ну а что? Традиции и обряды говорят так делать. Кто я тут такая, чтобы перечить, м?

Остановил меня всё тот же его палец, которым он меня в лоб ткнул. Ровно разукрашенным концом.

- Ты зачем из меня Симбу делаешь? – не поняла я, - я тебе самый нормальный разврат предлагаю, согласилась уже почти, а ты мне… а, понятно. Это типо точка во лбу? Символ замужества. Как его там? Бинди!

- Бинди, - повторил он одними губами, а затем чиркнул этим же пальцем по пробору у начала моих волос, - синдур.