А листва все падала и падала. Шуршала даже в полете. И, не знаю почему, мне вдруг в этом шуршании почудилось что-то тревожное. Будто эти падающие листья знали что-то очень важное и хотели нас предупредить.

Эх, – сказал Бонифаций, – хорошо-то как. Однако пора.

Ой! Да вы б заночевали. Места хватит. А то в сарайке, где коза, постелю, нынче еще тепло.

Спасибо, – отказался Бонифаций и кивнул на нас: – Родители будут беспокоиться. – При этих его словах грустная тень мелькнула в глазах Оли. Мне стало жалко ее изо всех сил. – Да, а завтра опять в школу, – протянул Бонифаций и повернулся к Алешке: – Тебе-то хорошо, – вздохнул он с какой-то детской завистью.

Что ж, подумалось мне в грустных тонах, у всех свои проблемы. У кого поменьше, у кого побольше.

Мы поблагодарили добрых хозяек за гостеприимство и стали прощаться. Пообещали приехать в следующие выходные.

А я в любой день могу, – похвалился Алешка. – Я злостный прогульщик.

Ты злостный фантазер, – поправил его Бонифаций.

…В электричке Алешка все-таки пристал к Бонифацию с вопросом:

Игорь Зиновьевич, а что случилось с Олиными родителями? Они ее бросили, да?

Какие глупости, Алексей! Они просто исчезли. – Просто исчезли. Хорошо звучит! – Они поехали по турпутевке за границу. И не вернулись.

Как это? – удивился Алешка.

Вот так. Руководитель их группы сказал, что они вечером вышли из гостиницы прогуляться перед сном и пропали.

Заблудились?

Возможно.

Или их похитили?

А зачем?

Они найдут зачем. – Алешка явно примеривал эту загадочную и грустную историю на похищение Ростика. – Может, за выкупом.

Если бы так… – Бонифаций задумчиво смотрел в окно, за которым ничего не было видно. – Если бы так, они бы уже давно предъявили свои требования. А ведь уже времени много прошло…

Все ясно, – подумав, сказал Алешка. – Олькины родители – наши разведчики. Их разоблачили и задержали. И где-то прячут.

Бонифаций пожал плечами и, наверное, подумал: «злостный фантазер».

Но как показало ближайшее будущее, Алешка был очень недалек от истины. Очень…

– Как вам не стыдно! – встретила нас мама упреком. – Я тут одна-одинешенька, а мои родные дети где-то шляются до поздней ночи.

Мы в Малеевку ездили, я же говорил тебе.

Мог бы еще раз сказать, – упрекнула мама без всякой логики. – Вы столько всего говорите, что и не знаешь, чему верить.

Ростик не звонил? – спросил с ходу Алешка.

Вот! – мама всплеснула руками. – Нет чтобы спросить: как ты провела день, мамочка?

Как ты провела день, мамочка? Ростик не звонил?

Не звонил. Никто не звонил, – проворчала мама, – весь день одна. Ведро на помойку вынести некому.

А мы «так то» пили, – похвалился Алешка.

Этого еще не хватало! – мама схватилась за голову. – Что за гадость?

И вовсе не гадость. Так в Курским чай с яблоками зовут. Очень вкусно.

Подумаешь, – с легкой завистью сказала мама. – У нас тоже яблоки есть. Вот сейчас пойду на кухню…

А какие яблоки? – спросил Алешка. И пошел за мамой на кухню. – Всякие не годятся. Годится только столетняя антоновка.

– Вот еще! – фыркнула мама, заглядывая в вазочку на холодильнике. Достала пыльное, сморщенное яблоко: – Ну, чем не столетнее?

Алешка молча высыпал на стол из пакета красивые, круглые, большие яблоки со столетней яблони.

Какая прелесть! – сказала мама. – Где украл? В чьем саду?

У одной дружной тетки. Сама дала. Говорит: такой хороший мальчик – и без яблок.

И они с мамой расхохотались. И стали заваривать чай и резать столетнюю антоновку. А меня послали сначала с ведром на помойку, а потом за хлебом и молоком в магазин.

Когда я вернулся, Алешка уже висел на телефоне. Разговаривал с бабушкой Ростика. Она, посмеиваясь, спрашивала его, нет ли вестей с борта теплохода, на котором Ростик плывет в Америку.